ПИСЬМО ИЗ ПРОШЛОГО

Памяти Башира Давдиевича Увайсова 17.09.1946-10.04.2014

Башир Увайсов…Художник, скульптор, прикладник, дизайнер, монументалист — практически нет ни одной сферы изобра­зительного и прикладного искусства, где Башир не сказал бы своего яркого слова. А ведь не был ни членом Союза художников, ни заслуженным деятелем каких-нибудь ис­кусств, не имел правительственных наград и званий, не светился на культурных меропри­ятиях, да и выставлялся не часто.

Художник широчайшего диапазона, Башир Увайсов всегда выбирал сложные формы и жанры изобразительного и прикладного ис­кусства. Это литье, чеканка и ковка, витражи и мозаика, резьба по дереву и камню.

По-видимому, все это – звания, регалии, членство для него было не главным.

А главным для него всегда была работа, ра­бота, работа… Наверное, поэтому он успел сделать так много за свою не очень длинную жизнь.

Личные воспоминания о жизненном и творческом пути

Когда я был в детском доме, у нас было прави­ло: после уроков мы делали домашнее задание в рабочей комнате, примерно два часа. Затем, нас детей не выпускали на улицу, а просто дава­ли разного рода игрушки, в виде конструкторов, книги, карандаши, альбомы.

Как я понимаю сейчас, это были мои первые шаги к рисованию, что и привело меня впослед­ствии к профессии художника.

С 1956 по 1960 годы я, моя сестра находились в Хасавюртовском детском доме №1, а средний брат там же в городе в доме интернате.

Так как отца я не видел, после моего рождения через полгода его не стало. А мать инвалид без пенсии, без денег, не могла прокормить пятерых детей, то нас определили в эти учреждения.

Я благодарен судьбе что так случилось: все что не делается, все к лучшему- говорят. В детском доме я приобщился к русской культуре, научился языку, народным песням и танцам.

 Наверное, на мое становление повлияли еще лакские песни и танцы, дома у нас, где играл старший брат и дядя на мандолине на тех песнях народных, что не могло не отложиться на детской душе. Я полюбил старинную лакскую музыку и русскую народную, а через русский язык приоб­щился ко всему тому, что есть в мировой культу­ре, — как тут не благодарить судьбу!

Я не могу, конечно говорить, что в детском доме я получил навыки грамотного рисования, но первую любовь к рисованию я приобрел именно в те годы.

Итак, 1960 год. Я в Махачкале в возрасте 16 лет. Школа №16. Я продолжал учиться рисовать. Помню, однажды мне поручили в школе к празд­нику 7 ноября нарисовать плакат, посвященный кубинской революции с призывом «Куба — да! Янки — нет!». Я помню, нарисовал лицо какого- то бородача с этой надписью, и что впоследствии этот плакат наша школа несла на демонстрацию. Интересно то, что спустя много лет мои школь­ные друзья всегда вспоминают об этом. Так на­чалась моя первая публичная «выставка».

Через два года мне повезло, судьба свела с великим человеком — с народным художником Юнусилау Магомедом Каирмагомедовичем, ког­да я пришел к нему в Дом народного творчества в изостудию. Я там прошел школу рисования, живописи, композиции и рисунка. Одним словом все дисциплины что проходят в любых учебных заведениях художественного профиля. Мы полу­чали еще больше: его мудрость и любовь. Он был ходячей энциклопедией. Я для него был как сын.

Я, который не видел своего отца и воспитанный на любви своей матери, почувствовал отцовское отношение к себе, и был преданным и останусь до конца жизни предан ему. Вообще все мои скром­ные достижения я связываю с ним, отдавая дань уважения моему Учителю, который сделал из «ди­кого мальчика» человека, патриота Дагестана, привил мне любовь к нашей истории. Через него я незримо был знаком с великими сыновьями Дагестана – Магомедом Гаджиевым, Эфенди Ка­пиевым, Махмудом, Татамом Мурадовым и други­ми деятелями культуры, с кем был в дружбе мой дорогой наставник. Для меня Дагестан открылся через него, я благодарен Всевышнему Аллаху, что он в это переходное время поставил около меня этого, талантливого народного художника. Я хо­тел бы, чтобы каждому молодому человеку встре­тился такой Учитель. Он любил говорить «Знай, Башир, где бы ты ни был, по твоим поступкам бу­дут судить о твоем народе». Я это помнил всегда.

В 1969 г. я устроился на работу в комбинат ху­дожественных изделий в косторезный цех, стал неплохим мастером по кости. Червь творчества меня беспокоил, я стал искать другие пути. И на­шел. Обратив внимание на рог, я увидел, что рог обожженный обладает удивительным цветом. Я попытался сделать из этого материала мозаич­ный портрет. Это меня обрадовало, что-то полу­чилось. Это была работа «Пара танцоров». Я по­бежал с этим изделием к учителю в газету, с ко­торой он сотрудничал. К моему приходу он стоял с корреспондентом. Я подошел к нему и показал свою работу. И тут набежали все со всех редак­ций и начали фотографировать меня с учителем.

Позже вышли статьи на разных языках с фото­графиями. Учитель в своем каталоге о выставке поместил эту фотографию.

Меня это обрадовало. Я начал эксперименти­ровать с рогом, сделал еще «Скрипачку на луне», и «Танцоры с шестью фигурами». Эти работы были закуплены в 1966 году Министерством культуры Дагестана. «Танцоры» долго висели в кабинете министра культуры Дагестана. Но я на этом не мог остановиться. Червь творчества по­вел меня дальше. Диагноз был поставлен — «Пага­нини». Эта болезнь не давала мне спать, от этого я бродил по улицам, разговаривая сам с собой, летая в небесах. Во мне звучала музыка, осо­бенно произведения Паганини. Я прочитал все, что было написано про него. Этого было мало, и я решил выложить его образ. Сделал скульптур­ный образ головы. Что-то стало вырисовываться.

В мае 1967 года я закончил работу над обра­зом Николо Паганини. Я испытал «муки и радо­сти». Я, понял, что такое настоящее искусство, появился «Паганини» и теперь чувство приятной эйфории не покидало меня.

Однако после «Паганини» я опять заболел, не мог понять, что со мной случилось — опять про­гулки по городу, не мог уснуть, видно этот вирус — так просто не искоренишь. Тогда я начал рисо­вать образ, который меня так доставал. Один из моих друзей художников сказал, что это «новая болезнь» — «Демон». В тот же день я взял томик М.Ю. Лермонтова, нашел там стих «Мой демон» и, прочитав это произведение, понял, что это и есть лекарство от моей болезни.

Я «заболел» в 21 год. Лермонтов примерно в этом же возрасте «болел» и создал своего «Де­мона». В этом возрасте, наверное, у всех моло­дых людей бывает свой Демон.

В 1968 году, я создал своего «Демона». С тех пор взял девизом своей жизни слова Лермонтова:

«Мой гордый демон не отстанет,

Пока живу я, от меня.

И путь мой озарять он станет

Лучом чудесного огня».

Эти слова стали моим путеводным лозунгом по жизни.

И когда очередная болезнь заражает меня, я знаю, откуда дует ветер. И спасибо за это! Пусть дует, пусть заражает!

Наступил 1969 год. Армия. Творчество оста­лось в прошлом. Я одел сапоги и гимнастерку на два года. Это стало моим очередным испытани­ем, я прошел этот путь, как мне кажется, достой­но. Моя болезнь и там не оставила меня в покое. Мне пришлось на стене у нас в роте сделать ро­спись 4×4 метра, и наверное много поколений солдат засыпали там после того, как перед сном смотрели мою роспись.

Два года пролетели. Я служил не как художник, я пахал на кухне, и маршировал на плацу. Там у нас был ансамбль «Товарищи», в нем пели 4 че­ловека, в том числе и я. Сейчас, спустя столько лет, я понимаю, что эти годы были самыми счаст­ливыми, наверное, молодость это лучшее время жизни человека.

После службы в армии, я приехал домой и по­шел опять работать на комбинат.

Следующим этапом в моей жизни был 1972 год — в художественном фонде союза художни­ков, я мог заниматься ювелирным делом. Мне этот вид искусства легко давался, но меня тянуло к масштабным работам, которые могло видеть огромное количество людей. Я стал заниматься монументальным искусством.

В 1972 году мне также пришлось оформлять Первый фестиваль народного творчества Да­гестана. Я сделал эмблему праздника, пере­ходящий приз в виде танцора на скале из рога, пригласительные билеты, оформлял сцену праздника.

Наступил 1975 год. Мы в соавторстве с моим другом Юнусилау Каиром Магомедовичем, сы­ном моего учителя, сделали на улице Кирова композиции каждая 9×9 метров в технике « граф­фити», посвященные всем, кто помогал нашему Дагестану во время землетрясения в 1970 году. Эти композиции и были моей первой монумен­тальной работой для нашего города.

Мне был 31 год. В это время я занимался новой композицией, она была установлена на стене ми­нистерства коммунального хозяйства размером 4×11 метров. Это была объемная чеканная рабо­та. Худсовет даже не выезжал на место, принял ее «на ура». Это была моя первая победа и сти­мул идти дальше, ведь я не имел специального образования, не был членом союза художников, у меня не было никаких прав.

Следующая крупная работа — это Обком про­фсоюзов на площади Ленина в Махачкале раз­мером 4×16 метров. Автором эскиза был Камиль Мурзабеков, очень талантливый художник и ар­хитектор Ибаков Бадрудин. Они обратились ко мне, чтобы я выполнил эту работу. И я взялся. Кое-что пришлось изменить в эскизе по желанию заказчика. И поэтому я вполне имел право быть соавтором и исполнителем этого объекта.

В это же время я уже работал над «Журавля­ми» — скульптурной композицией на углу улиц Ленина и 26 Бакинских комиссаров размером 11×5 метров. Взять на себя ответственность по­весить полуторатонную махину на ровной стене в многолюдном месте это действительно «ответ­ственно». Я смог это сделать. Вот уже с 1979 года скульптура «Журавли» радует моих земляков.

Не буду описывать, сколько крови и нервов стоила мне эта работа. Ее официально снима­ли к юбилеям и показывали в киножурналах, посвященных Расулу Гамзатову, эта работа на­шла свое место не только в среде города, но и в Гамзатовских днях!

Башир Увайсов