Разная судьба у дорог. Одни из них давно забыты, другие покрылись зеркалом асфальта. Одна из красивейших дорог Агула, славящаяся своей живописностью, воспетая поэтами, писателями, художниками – это дорога через ущелье Магъу-дере. Она существовала с незапамятных времен, с ней связаны важные исторические события, зачастую отраженные в легендах.
Много столетий в этой теснине проходила лишь узкая пешеходная горная дорога, извивающаяся по отвесным скалам, лепившаяся к нависшим карнизам и спускавшаяся затем к бурной реке Чираг-чай.
Но эта дорога, на которой едва разъезжались два всадника, имела громадное значение в жизни агулов, населявших горные ущелья. Дорога была окном в большой мир, она сближала людей, служила их общению, по ней шел хлеб. Не случайно самым почитаемым местом в ущелье является святилище называемое «Эреллер», связанное с деятельностью ясновидца, покровителя путников, бедняков и сирот святого – Суфи-Давуда, умершего в начале XVIII века. Здесь, как и раньше, прохожие, и проезжающие останавливаются, чтобы попросить у Всевышнего благополучный проезд и возвращение в родной аул, оставляют в качестве жертвоприношения деньги и продукты питания. Они знали, что за ближайшим поворотом их мог ожидать камнепад, бурный горный поток, что на каждом шагу их подстерегала опасность.
По другому преданию, почитаемый пир в Магъу-дере, принадлежит не Суфи-Давуду, а другому святому – Хашиму, похороненному в агульском селении Фите. Считают, что святой Хашим был соратником арабского миссионера, распространителя ислама в Дагестане Абу Муслима.
Интересна этимология возникновение названия ущелья Магъу-дере. Агульский поэт Фатхула Джамалов считает, что Магъу-дере было местом обитания основателя религии магов – библейского Магога – сына Иафета и его последователей. По его же версии, Магог был первым священнослужителем этой религии и по его имени, в дальнейшем, всех жрецов новой религии стали называть «магами» – от них ущелье получило свое название.
Народная этимология возникновение названия ущелья Магъу-дере связывает с этническим именем монголов: якобы через него они прошли в первой четверти XIII века. Хотя никакого созвучия названия ущелья (Магъу) и этнического имени монголов (в произношении агулов – «мангъул») не наблюдается. Определение, состоящее из двух этнонимов «монголы» и «татары», появилось сравнительно недавно – в XIX веке. Очевидно и эта этимология позднего происхождения. К примеру, на эпиграфике Рича об ордынском нашествии завоеватели именуются татарами, – очевидно, этноним «монголы» агулам в те времена не был известен.
Некоторыми исследователями, из-за отсутствия в письменных источниках точных сведений, топонимическое название ущелья используется для конкретизации маршрута монгольских войск в Нагорный Дагестан. Амри Шихсаидов считает, что название ущелья Магъу-дере может быть переведено, как «монгольское ущелье». По этой версии выходит, что агулы, с приходом монголов, напрочь забыли старое название ущелья и дали новое название в честь завоевателей, что само по себе абсурдно. При этом авторы не учитывают, что существовали более доступные и известные маршруты, о которых не могли не знать опытные монгольские воины.
Исследователь Гаджи Алхасов этимологию названия Магъу-дере возводит к слову «дуб» – магъ и представленным в агульском языке однокоренным словам, производным от магъ: «магъ» – сошник, «магъакен» – ступица колеса, которые изготавливаются из твердых пород дерева, прежде всего из дуба.
Нам, кажется, наиболее вероятным, что возникновение географического названия Магъу связано с хозяйственной деятельностью агулов в этом ущелье по заготовке леса твердых пород.
До середины 30-х годов прошлого века дорога через Магъу-дере оставалась не колесной, труднопроходимой, но заманчивой. Основной транспортной магистралью для агулов являлась межрайонная колесная дорога Касумкент – Курах – Рича – Кумух, которая имела большое стратегическое и экономическое значение. И только Советская власть изменила судьбу магъудеренской дороги, одела ее в новый наряд.
С образованием Агульского района с центром в селении Тпиг возникла крайняя необходимость в строительстве кратчайшей дороги через Магъу-дере, которая связала бы Агул с железной дорогой, столицей республики. Строительство этой дороги – одна из ярких страниц трудового подвига агулов. Целыми селами бесплатно работали агулы на ее строительстве.
Энтузиазм агульцев удивительным образом связал воедино стремления трех поэтов той эпохи. Судьба распорядилась так, что строительство дороги через ущелье Магъу-дере, возглавлял молодой лезгинский поэт, избранный первым секретарем Агульского райкома КПСС, вновь образованного Агульского района Мемей Эфендиев. Он был в дружеских отношениях с народным поэтом ДАССР Сулейманом Стальским, который часто бывал в Агуле, а позднее, они оба сблизились с прибывшим в Дагестан русским поэтом Владимиром Луговским.
В свою последнюю поездку в Рича к своему кунаку Тавакалу Идрисову, Сулейман был потрясён масштабами работ, развернутых на строительстве дороги. На всей ее протяженности кипела жизнь. Он слышал многоголосую песню труда, веселый гомон аула, вышедшего на дорожные работы. Окаменелая, закосневшая от вековой темноты окраина Страны гор пробудилась, ринулась к созиданию. Он слышал рассказы, как население своими силами строит школы, как сдавало овец, масло, сыр на строительство дороги. На дороге гремели взрывы аммонала. Грохот раздавался на «тропе республиканского значения» – Магъу-дере. Все население Агула штурмовало скалы, выдалбливая выемки, чтобы могли катиться колеса.
Сулейман Стальский страстно воспевавший родной край в своих стихах, поэмах, радовался тем преобразованиям, которые происходили вокруг. Ему хотелось поделиться этой радостью со всеми народами страны, всем рассказать о победах молодой республики. Но ему казалось, что его голос недостаточно громок. И поэтому он шлет Максиму Горькому письмо.
«Наш Дагестан – молодая республика, – говорится в письме. В июне 1935 года ей исполняется всего 15 лет, но ты увидишь – она имеет уже окрепшее тело и ясный взгляд. Эта страна, как и ты, наверное, слышал, состоит из скал и ущелий, из гор и рек. Очень много бед приходилось преодолевать в этих горах партии и героическим партизанам в гражданскую войну. Но не меньше приходится преодолевать ухабов и хаоса и сегодня…
Я думаю, очень интересно было бы рассказать о том, как получают в наши дни, в нашей стране слепые – зрение, глухие – слух, голые – шубы, забытые – коней, мерзнущие – солнце, старики – молодость. У нас это получается на каждом шагу, и мне обидно, что к этому уже привыкли, этому не удивляются, это забывается.
Поэтому я очень и очень прошу тебя, дорогой товарищ Максим Горький, прислать к нашему юбилею четырех хороших, способных, умелых писателей, пусть они напишут книгу о Стране гор, которая становится страной веселых садов, жизнерадостных колхозников и умных, здоровых юношей. У нас много удивительных вещей найдут они, эти посланные тобой люди, и уверен, книга будет полезной…».
Просьба Сулеймана Стальского была удовлетворена. Осенью 1934 года в Дагестан приехали русские писатели Николай Тихонов, Петр Павленко и Владимир Луговской. В Махачкале было жарко, и может быть, было мало тем, соответствующих замыслам москвичей. Ознакомившись со столицей Дагестана, москвичи поспешили в горы.
Разъехавшись по разным направлениям, писатели посетили районы, знаменитые села, крупные стройки и много других мест. Если на карте Дагестана расчертить маршруты поездок Луговского, то легко будет заметить, что поэт выбирал наиболее трудные пути в наиболее отдаленные, заброшенные в глушь, аулы.
Поэт путешествовал здесь верхом. В пути его бессменным спутником был возглавляющий Дагдортранс Дагестана, бывший командир партизанского отряда, хорошо знакомый всем агульцам Гаджимет Алиметович Сафаралиев – дед бывшего депутата Государственной Думы ФС нескольких созывов Гаджимета Керимовича Сафаралиева. За три года в Агуле под его руководством было построено более пяти мостов. В Тпиге, возле старой больницы, которую он построил, есть «Родник Ярмета», названный в его честь. Старшее поколение агульцев с благодарностью вспоминают о нем до сих пор.
Они, пересекая середину Нагорного Дагестана, побывали в Чароде. Две следующие их дороги вели в аулы дидойцев, бежтинцев по руслам Андийского и Аварского койсу. Далее – Тлярата, Агвали, Шаури. Последняя дорога – через аулы агулов. Она тоже – еще не дорога, а тропа, и по ней поэт чуть не сорвался в пропасть.
«Четыре дороги» – так озаглавил Луговской путевой очерк о поездках по Дагестану.
Год спустя в Москве вышла объемистая книга «Дагестан» – сборник очерков о преобразованиях в молодой республике за пятнадцать лет. Сюда же вошел очерк Луговского. К сожалению, эта книга больше не переиздавалась и сейчас стала библиографической редкостью.
Чтобы передать читателю всю атмосферу трудового энтузиазма народа и романтику того периода, этнографические наблюдения поэта и окунуться в события почти столетней давности, решил привести здесь фрагмент очерка Владимира Луговского, о его пребывании в Агуле, полностью:
«Хребты горели. Отдаленные ледники и вершины лежали, как багровые звери под небом оранжево-красным от последних взмахов зари. Бронзовые и фиолетовые облака внезапно вспыхивали по краям, и тогда казалось, что наступил предел этой лавине огня и света, что глаза, даже кожа лика не перенесут ослепительного и холодного торжества горной зари.
Вся великая горная цепь сыпала искрами, Шалбуздаг стоял, как пламенная башня, и отвесные стены Шахдага пересекала тлеющая туча. Была абсолютная, смертная тишина, как будто же звуки и движения были сметены с лица земли исполинской рукой ушедшего солнца.
И мы же не двигались. Не двигались и наши кони.
Но внизу, из мрачных теснин и провалов, тоже рвался огонь. Ущелья кромешные, как дантов ад, были опоясаны лентами пламени. И этот огонь был зловещим огнем пожара. Черный дым поднимался навстречу нам; казалось, что зимний закат подпалил каменное естество гор.
Это была беда – пастухи зажгли сухую траву по откосам, и море шипящего пламени неслась вверх, чтобы соединяться с пожаром неба. Мир горел от подножия до зенита.
Мы заблудились и стояли уже полчаса на одной из вершин. Нас было двое – я и Сафар-Алиев в своем вечном кожаном пальто, в огромных очках.
Огонь приближался с каждой секундой. Закат померк, и дышать стало трудно. По осыпям и сумасшедшим откосам мы начали сползать в ущелье. Кони, отступаясь, тянулись за нами, и несколько раз сердце замирало, когда в потоке камней кто-нибудь из нас – человек или же лошадь – начинал катиться вниз. Огонь загибался подковой. Мы падали в темное пятно между огнями.
Наконец – дно ущелья, шумливая вода речушки. На взгорье нас окликают. Это два горца, бывшие партизаны или отставные милиционеры, прискакали выручать старого начальника. Маленький пастух сказал им, что мы поехали не по той дороге.
В наступившей темноте начали мы подниматься на Хпюкский перевал, отделяющий Курахский район от страны агульцев.
Ехать было трудно и тревожно. Морозный ветер дул в лицо, ноги онемели в стременах. На перевале лежал снег, трава обледенела. Конь мой поскользнулся в пропасть. Кто-то в темноте схватил его за узду. Крик Сафар-Алиева, отчаянный рывок лошади, и я снова на узеньком карнизе.
– Здесь много людей гибнет зимой, – сказал еле различимый в темноте партизан.
– Начался бесконечный спуск. Долины Агула прислали нам навстречу глухую и сыроватую тьму. Мы миновали аул Хутхул и поскакали в Тпиг. Поздней ночью зашумели голые леса над Тпигом, пришел запах дыма и хлеба.
В доме, где мы остановились, стекол не было. Окно закрывалось деревянной ставней, и сквозь нее посвистывал зимний ветер, тонкий и невеселый. Я так и не смог снять бурки – колени закостенели, все тело ныло от холодной усталости
Собрались друзья Сафар-Алиева – старые партизаны, милиционеры, коммунисты. Шел разговор об Агуле, его нуждах, о будущем районе, отделенном от Кураха, о разных приключениях, длинных и занятных, и больше всего – о дороге.
Пришел председатель аулсовета и пригласил нас на танцы.
Обмолот уже заканчивался, молодежь по ночам веселилась на площади Тпига.
Я поднялся. Два факела освещали нам путь. Они выхватывали из мрака куски стен, арки и узкие проходы, тени шарахались и размахивали руками. Факелы оставляли во тьме кровавые дорожки.
Молодой месяц прорезывался над теплым и душным скопищем домов. Издали донесся низкий гром барабанов, постепенно к нему присоединился скачущий мотив дудок, впереди заколыхалось зарево, и мы, скользя в своих бурках, как черные шерстяные обрубки вышли на площадь, залитую пламенем огромного костра.
Большой четырехугольник, вымощенный плитами белого камня, был полон народа. Мужчины, женщины, дети сидели и стояли, забрызганные багровыми отсветами костра. Аркады мечети и два сумрачных здания окаймляли площадь. Нас усадили на почетные места, поближе к огню.
Зарокотали барабаны, дудки, затянули свою переливчатую, безысходную песню, танцоры вошли в круг. Девушки, обмотанные тяжелыми темными платками, плавно отступали и кружились. Парни неотступно следовали за ними, и медлительный важный ритм как бы соединил их с широким полыханием костра. В середине танца мужчины истово и деловито совали своим подругам скомканные рубли. Это был дар вежливости. Танец кончился, и парни бросали в костер – кто пару кизяков, кто пук хвороста, принесенного откуда-то из тьмы. По преданию агульцы – последние потомки огнепоклонников, и это приношение огню, освещающему площадку танцев, – последний затухающий отзвук старых времен.
Музыка, пламя костра, строгое веселье народа пробуждали во мне высокое чувство братства. С аркад мечети свисали красные флаги. Это был праздник урожая…
Утром мы двинулись на Касумкент по Агульской дороге.
Агульцев – тринадцать-пятнадцать тысяч. Это очень трудолюбивый, тихий народ, скотоводы. Хлеб они привозят главным образом с плоскости. Места эти очень отсталые. До сих пор районный центр был в Курахе. Курах лежит за Хпюкским перевалом, далеко; жил он своей жизнью и очень мало заботился об агульцах. Школы здесь влачили жалкое существование, врача не было. Новая дорога создает новый Агульский район, позволяет выйти к южным богатым аулам, к хлебу.
Весной и осенью ледяные перевали, дикие тропы и карнизы Магударьинского ущелья трудны, грозят скорой смертью. В 1932 году тысяча восемьсот человек трудились на субботниках по разработке дороги. Жили таборами в палатках, расширяли тропу. Но это была капля в море
– Я все время думал и заботился об этой дороге, рассказывает Сафар-Алиев. – Все время думал, пока сам не очутился начальником дорожного строительства.
Звенят подковы по каменистому грунту. Горы желты и отвесны. Хпюкский перевал ужасен зимой, он полон буранами. Позади нас возникают его седеющие стены. Аулы Курахского района – Шимихгор, Хпюк, Урсун, – которые мы проезжали вчера, были похожи на большие средневековые замки, прилепленные к отрогам гор. Зима солнечна и пустынна. Синие ручьи отдают ей свой стремительный шум.
От Хутхула, через Дулдуг и Гоа, мы приближались к знаменитому Магударьинскому ущелью, в котором горы схватывают за горло страну Агула. Это выход к югу, на Касумкент.
В Гоа нас останавливает старик и просит выслушать. У него двенадцать коз и пятнадцать ульев. Сыновья – рабочие в Баку. Он копался на четверти гектара земли. Его обложили налогом и отобрали все, оставили только кур. Мы чертыхаемся и обещаем помочь. Вообще на дороге приходилось бывать всем – и советчиком, и толкователем законов, и пропагандистом. Дорога приносит справедливость, вернее – советский закон в самые глухие углы. «Мечеть боится дорог» – говорит дагестанская пословица.
Агульская долина кончается за Друштулом. Впереди – теснина Магударьинского ущелья, через которое и ведут освободительную дорогу из Агула на Касумкент.
Агульская дорога будет играть очень большую роль в жизни и экономике Дагестана. Через Чирах и Кули она может быть соединена с Кази-Кумухом и создаст выход из Южного в Нагорный Дагестан, на главное шоссе, в Аварию, Грузию, Чечню.
От Тпига до Друштула дорога нивелирована и уже подготовлена для пробного проезда. Население здесь потрудилось вовсю, уступы срезаны, профиль дороги более или менее нормальный.
Магударьинское ущелье тянется на пятнадцать километров от Друштула до Хореджа. Леса осыпают последнюю листву. Крутые белые облака медленно плывут к югу. Торжественно умирают деревья в роковом шуме ветра, под теплыми лучами низкого ветра. Навстречу солнцу поднимаются песни. Люди работают по двое, и по трое, иногда скапливаясь в небольшие толпы.
Странно было думать, что скоро, очень скоро здесь пройдут грузовые автомобили, и веселый народ шоферов примет дорогу из рук победителей. В основном она ведь закончена, остается несколько «пробок» в тяжелых скалах, где нужны большие взрывные работы. Остается еще построить пять мостов через реку Чирах-чай, но к августу 1935 года дорожники Юждага клятвенно обещаются открыть автомобильный путь на Агул.
Юркий и не в меру предупредительный прораб берет под козырек при каждом замечании начальства. Но это не улучшает положение. Труддисциплина пошатнулась, с аулсоветами нет полной договоренности.
– Я сам поеду в аулы, подниму народ! – кричит Сафар-Алиев. – Нужно поговорить по-товарищески с людьми, а не кормить их бумажками.
Прораб, как деревянный солдатик, снова прикладывает руку к фуражке.
Дорога местами поднимается на тридцать пять – пятьдесят метров над Чираг-чаем. Несколько раз мы переходим реку вброд. Кое-где по ущелью видны матово-черные пласты – выходы каменного угля. Около Портула – дорожный городок: кузница, шалаши, бараки. Возле наковален грудой лежат буры и кирки. В стороне – склад аммонала, над ним красный флажок. Охраны нет, это скверно. Вообще все, кроме кузнеца и подручных ушли на дорогу. Здесь живут русские рабочие. Некоторые из них уже много лет работают в Дагестане, переходя с одной дороги на другую.
Пожилая украинка занята стряпней у очага. Она жалуется: продуктов не хватает, ходить за провизией в аулы – далеко, медицинская помощь совсем ничтожна. Но первый автомобиль ликвидирует все трудности.
Отвесные скалы и обрывы кончаются, ущелье становится шире, голубее, просторнее. Оно распахивается навстречу долине.
На взгорье – аул Хоредж, конец магударьинской теснины»…
Очерк Луговского «Четыре дороги» останется памятным, как документ очевидца великой схватки человека с камнем, борьбы горцев с бездорожьем, державшим их в плену сотни лет.
Как и обещали строители, дорога через Магъу-дере была сдана в эксплуатацию в срок. На торжественное открытие дороги и вручении ее району переходящего Красного знамени в Агул прибыл первый секретарь Дагестанского обкома ВКП(б) Нажмудин Самурский. Позднее, в газете «Дагестанская правда» отмечалось, что «Агульский район построил 44 км. дороги к своему райцентру. Район дал 726% своих трудовых ресурсов на постройку дороги. Ко дню 15-летия ДАССР район имел наилучшие показатели по Дагестану и по праву получил переходящее Красное знамя ЦИКа ДАССР».
До конца 80-х годов прошлого века дорога через ущелье, в результате плохого финансирования, оставалась очень узкой, даже на прямых отрезках пути встречный автомобиль мог представлять большую опасность, не говоря о крутых поворотах. Поспособствовало приливу адреналина и отсутствие надежного ограждения, даже опытные водители во время езды старались держаться как можно дальше от края дороги, за которым следует крутой обрыв. Проехать зимой по этой дороге было очень опасно. Одно неверное движение – и оборвешься в шумящий далеко внизу речной поток. Немало путников не возвращались домой… Смельчаки, отважившиеся проехать зимой по этой дороге, возвращались в аул бледные от напряжения. Первые рейсовые автобусы – «пазики» начали курсировать через Магъу-дере в Агул, с завидным непостоянством, лишь в начале 70-х годов прошлого века.
В начале 90-х годов дорога в ущелье была полностью заасфальтирована, на ней появились родники, места для привала и гигиены. Однако, эта дорога, как и все горные дороги, нуждающиеся в значительном объеме работ и по благоустройству, и по строительству защитных сооружений во избежание разрушений селями, камнепадами, обвалами, со временем была разбита.
Новое дыхание магъудеренская горная дорога получила два года назад. Благодаря стараниям нового Главы администрации Агульского района Закира Каидова она стала одной из самых благоустроенных и эстетически привлекательных вполне современных дорог в горах Южного Дагестана.
… Дорога вечно волнует, зовёт. Видно, это свойство души человеческой: ждать, что вот-вот, прямо за тем поворотом, явится счастье – рай ли земной… И сейчас, въезжая в ущелье Магъу-дере, каждый путник невольно испытывает невероятные ощущения – удивительную красоту горных пейзажей, волнующее чувство опасности и стремление преодолеть собственный страх.
Счастливого вам пути!
Алай Насруллаев,
член Союза журналистов России
