КРАСНАЯ ЛОЩИНА

Из неопубликованной книги Нуралиева Ахмедхана Михралиевича «Мысли памяти»

 

(Продолжение)

— В один из ранних весенних дней, когда земля начинала про­греваться после зимних холодов, мои дети пасли двух-трех месяч­ных ягнят на южном плато горы. Плато это ровная поляна, разме­ром с футбольное поле, покрытая хорошим травяным покровом. В глубине есть родник, затем край плато обрывается, и становятся видны параллельные между со­бой, гряды скал, которые обра­зовывали тропинки по краю плато под каменным козырьком. Между грядами скал прохладно и темно.

Под плато начинается узкая по­лоса, покрытая кустарниками, в основном это шиповник, барба­рис, дикий низкорослый гранат, кизил, ну и так далее, все не пере­числить. За этой полосой находит­ся мой кутан. В этот ясный сол­нечный день, я делал уборку в от­крытых загонах. Вдруг я услышал крик детей, поднял голову. И ужас, то, что я увидел, сильно потрясло меня. Внизу в тени между гряда­ми ползла огромная змея. Она задирала свою страшную голову, ища удобное место для подъема на плато. Гипнотический взгляд её был направлен на детей. Я конечно и раньше видел и убивал больших змей, но эта была чудовищным ги­гантом, такую раньше, я никогда не видел. В этот момент я понял, куда бесследно исчезали мои ягнята.

Я побежал в дом. Взял ружьё и выскочил из дома. Осмотревшись, понял, что стрелять сейчас нельзя, дети стоят на краю плато, прямо над чудовищем, между ними гряда скалы высотой метра четыре. До детей змея доберется минут через пятнадцать – двадцать, а мне до­бираться до плато в обход, пона­добится минимум полчаса. Бежать к детям было бессмысленно, и я принял решение, что буду стрелять прямо с края скалы. Вытянувшись на земле, я принял удобную пози­цию и стал целиться в змею. Мне хотелось, чтобы она отползла по­дальше от детей. Но змея, как бы специально замедлила свой ход.

Время, в ожидании, стало тя­нуться, руки вспотели, палец на курке онемел. Змея на глазах уд­ваивалась, и страх за детей овла­дел мной. Я стал протирать глаза, думая, что от напряжения, в гла­зах у меня двоится. Раскрыв гла­за пошире, я увидел картину, еще ужаснее. В конце тропинки, между грядами скал, в тень, начали спу­скаться ягнята. В поисках выхода на плато, змея еще не заметила их, но если она не найдет выхода на плато, — рассуждал я, — то нат­кнется прямо на ягнят. Я вскочил на ноги, и стал кричать детям, — Сардар, Сайда уходите с обрыва!!! Бегите домой, там змея, — но дети меня не понимали, и продолжали все ближе подходить к краю плато. Они как зачарованные смотрели на змею.

Я снова улегся на краю скалы и стал целиться. Время тянулось как резина, и вместе с ним, медленно ползла змея. Я думал, что рассто­яние в сто метров, которое оста­валось до ягнят, она никогда не проползет. Наконец то, чудовище отползло метров на двадцать от места над которым, на краю плато стояли дети. Она ползла в сторону ягнят, спрятавшихся от палящих лучей солнца, в тени скал.

Хорошенько прицелившись, я решил засадить первую пулю в туловище змеи, ближе к голове, но она была в постоянном движе­нии, прицелиться в нее было очень трудно. Ружьё заряжено пулями двенадцатого калибра. С такими, я обычно хожу на медведя и кабана.

Неожиданно в сторону змеи, подпрыгивая, и бодая друг друга, стали спускаться два ягненка. Это движение заметила змея, и по­ползла быстрее в сторону ягнят, с высоко поднятой головой. Глупые ягнята, не видя опасности, лезли прямо в пасть чудовища.

Первая и вторая пули попали в цель. Змея, с открытой пастью, вздыбилась над землей метра на полтора, но все – таки в пред­смертной агонии успела схватить одного ягненка, рухнула на землю и скатилась между скал на тропу. Я продолжал стрелять в змею, кото­рая, казалось, не хотела понимать, что ее время сочтено. Тело змеи судорожно обмоталось вокруг, торчащего из земли, выступа ска­лы, продолжая делать резкие дви­жения головой, изо рта которой торчали ножки, уже наполовину проглоченного ягненка.

В ярости, я продолжал всажи­вать в нее пулю за пулей, пока она не перестала шевелиться. Потом я спустился к тому месту, где лежа­ла змея, и увидел, какое это было чудовище. Голова змеи забилась в щель между скал и поэтому выта­щить громадину на открытую пло­щадку, было невозможно. Принеся из дома топор, я разрубил её с того места где голова зашла в щель. Та часть, которую я вытащил, оказа­лась длиной почти в пять метров. Кое-как притащив свой трофей во двор дома, я повесил туловище змеи на забор.

Люди, услышав о моем поединке с чудовищем, приходили и приез­жали к моему дому, чтобы посмо­треть на останки, некоторые даже снимали на телефоны,- закончил свой рассказ Арзум.

— Так что Анап, у меня с этими га­дами, свои счеты, они часто моих ягнят глотают. Ну, а ты, как оказал­ся здесь, в такое время, да еще с гадёнышем на шее, — спросил Ар­зум.

Анап рассказал ему, по порядку, все, что с ним приключилось, начи­ная с того момента, когда он в Пи­тере купил двух детенышей удава и до самой встречи с Арзумом.

— Не расстраивайся так Анап, — сказал Арзум, — у меня много зна­комых водителей, которые ездят по этому ущелью. Выйдем на до­рогу, и я посажу тебя в первую по­путку, которая будет ехать в твое село. А если машин не будет, пой­дем на мой кутан…, — потом резко остановив свою речь, — он, с бес­покойством спросил, — подожди, а где второй гадёныш.

— Другой гадёныш упал в речку и уплыл, — ответил Анап.

— Так значит, второй гадёныш жив, и размеров он, как я понимаю таких же, как этот!?

— Но ведь это же удав, разве ты не видел их в цирке или в кино, — с обидой в голосе сказал Анап.

— Ничего, — сказал Арзум, — если он попадется мне на глаза, я и его пристрелю.

Оглянувшись, Арзум увидел, что стадо его ушло за холм и исчез­ло из поля зрения. Он быстро по­менял свое решение, остановить попутку, и предложил Анапу, сра­зу пойти к нему на кутан, а затем вместе поехать в горы, так как ему надо отвезти овечий сыр на прода­жу. Кутан Арзума находился неда­леко. Душевно беседуя в дороге, они и не заметили как добрались до жилья. Хозяйка Арзума, ми­ловидная красивая горянка с не­бесно-голубыми глазами, средних лет, привыкшая встречать гостей душевно, сразу предложила муж­чинам умыться с дороги и сесть на изящные подушки, которые кра­совались на ковре ручной работы местных мастериц. Такие ковры, из шерсти своих баранов, ткут все местные домохозяйки вместе со своими дочерьми.

После обеда, Арзум повел Анапа на то самое плато, откуда расстре­лял змею. Посмотрев в сторону на­чала плато, Анап увидел скачущего всадника и сказал об этом Арзуму. Вглядевшись, Арзум сказал, что это не всадник , а всадница.

— Это моя дочь Анеся, — с гор­достью произнес Арзум, — через полчаса, она обогнет плато и до­берется домой. Выход на плато с обратной стороны горы. Там, кста­ти, самое ближнее место, где ло­вит сигнал мобильный телефон. Ну ладно, ты давай тут осматривайся, а я займусь делом.

Пока Анап всматривался в глу­бокие норы между скал, в надеж­де увидеть местных змей, Арзум со своим семейством доил овец. Дети подгоняли по одной овце к отцу и матери, а те ловили их и до­или. К полудню Анапа позвали пить парное молоко, которое разливала старшая дочь Арзума, Анеся, кра­сивая девушка с темными глазами и черной косой.

— Познакомься, вот это и есть, та самая всадница, — улыбаясь, ска­зал Арзум.

Анап посмотрел на Анесю и по­нял, что такое создание, как она, Всевышний сотворил только в од­ном экземпляре. Такой красоты он еще не встречал в своей жизни. Сердце Анапа забилось сильнее, он понял, что начинает влюбляться в Анесю. Но решил пока этого не показывать. Он помнил, что гово­рят: «Выбираешь невесту – посмо­три на её мать».

Закончив первоочередные дела на кутане, Арзум сказал Анапу, что утром они отправятся в горы, и он, наконец – то, будет у себя дома.

***

До конечного пункта автобус до­ехал очень поздно. Халиф, утом­ленный дорогой и приключения­ми, а так же радушной встречей с родственниками, совсем забыл об Анапе. Проснулся он поздно и подумал, что Анап наверное уже давно добрался до дому, поэтому даже не собирался ехать за ним на машине, как обещал. Ему пред­стояла встреча с Буби, с девушкой, которая ждала его возвращения из Армии.

Какие безумства он творил ради неё!? Однажды, будучи еще в восьмом классе, он взобрался на скалу называемую «Чудовище», и сделал там надпись огромными буквами «БУБИ», чтобы всем было видно из села. А сельчане потом смотрели и гадали, какой же это смельчак взобрался на эту скалу, ведь туда еще не ступала нога че­ловека. А Буби, сидя за партой в классе, потихоньку смотрела че­рез окно на надпись, и гордилась тем, что у нее есть такой смелый парень. И никто не осмелился подняться на эту скалу, чтобы сте­реть надпись. Старший брат Буби для этого пытался подняться на скалу, но у него ничего не вышло. Он даже несколько раз избивал Халифа, требуя стереть написан­ное, но Халиф отказывался. Так она до сих пор там и красуется.

Первый год службы Халиф пи­сал ей письма и в каждом клялся в своей любви к ней, она отвечала ему такими же ласковыми словами и клятвами. Когда пошел второй год службы, и он уже жил со своей нынешней женой, то письма Буби писать перестал и даже не отвечал на её. А девушка, все продолжала его ждать. И теперь ему предстоит объяснение с ней.

Буби, как узнала, что приехал Халиф, с самого утра крутилась на балконе своего дома. То ковры трусила, то белье вывешивала, но все старания ее были напрасны. Она не ела и не пила с тех пор, как узнала о его приезде. Халиф так и не вышел из дома. девушка, все смотрела в сторону дома Халифа, не появится ли условный знак, ис­пользуемый ими когда то. Но все было напрасно.

Халиф же тайно наблюдал за ней из-за занавески окна. Он страдал не меньше, чем его возлюбленная, но ему было очень стыдно, и он не знал, как все объяснить Буби. Она стала настоящей красавицей. Держа голову обеими руками, он проклинал себя, за сделанную им глупость. Он проклинал Кашана, который подтолкнул его на мерз­кую глупость. Ему было ужасно страшно при мысли, что о его по­ступке узнают родственники.

И тут он вспомнил об Анапе. Он вспомнил о своем обещании вер­нуться на машине и забрать его с дороги. И еще он вспомнил, что рассказал о своем поступке только Анапу, и теперь его надо предупре­дить, чтобы тот никому не расска­зал.

После мучительных двух суток, Халиф все-таки набрался смело­сти и решил встретиться с Буби, что бы рассказать ей выдуманную им легенду. А легенда была тако­ва: «В армии, на боевых учениях, его контузило, если Буби хочет, из жалости к нему, выйти за него за­муж, то он готов на ней жениться». И потом все будет зависеть от ре­шения Буби. Халиф надеялся, что она не захочет выходить замуж за инвалида.

На третье утро после приезда Халифа, Буби вышла на балкон с опущенной головой, вся исстра­давшаяся от недоумения. Но тут она увидела солнечный зайчик, заплясавший возле её ног. Подняв глаза, она увидела в окне противо­положного дома, Халифа с зер­кальцем в руке. Девушка вся за­сияла. Это был их условный знак о необходимости встречи, и она зна­ла, куда и когда надо прийти.

Хоть Буби и знала, что свидание будет только после захода солнца, она сразу же начала перебирать свои наряды, но все было не так, все было не по душе. Устав она уселась на ковер среди разбро­санной одежды. Ее взгляд упал на фрагмент узора ковра. Узор как узор ничего в нем такого нет. Но все таки он на что-то намекал. Она уткнула дицо в ковер ближе к ор­наменту и стала всматриваться в него. От усталости, глаза её стали смыкаться, и она заснула. Про­снулась Буби от мычания коров. Открыв глаза, она снова увидела орнамент ковра, и тут ее осенила мысль. Она наденет старинный национальный наряд мамы или бабушки, которые хранились в сундуке, в проеме между комна­тами.

Выбрав мамин наряд и бабуш­кины серебряные и мельхиоро­вые украшения, Буби поднялась к себе в комнату и тщательно при­оделась. Осмотрев себя в зерка­ле, она осталась довольна своим отражением. Она надеялась, что Халифу понравится ее сюрприз, в виде национальной одежды.

Халиф ждал ее у скалы влюблен­ных. В руке его была зажженная сигарета. Было заметно, что он нервничает. Наступили сумерки, в небе светилась полная яркая луна. В ее свете пойма реки тускло от­свечивала, холодным оловянным цветом. И в этом лунном свете, Буби стояла, словно сказочная принцесса, вышедшая из лунной реки. Халиф был поражен и осле­плен ее красотой. Он стоял и смо­трел на нее, не зная, что сказать. Наконец он протянул к ней руки и произнес:

— О моя Буби. Нет на земле ничего, что мож­но было сравнить с твоей красотой. Луна и та, только от­ражается в тебе как в зеркале и ласкает нас в этот теплый летний вечер.

Буби с волнением вложила свои руки в ладони Халифа и шепотом произнесла:

— Любимый мой, сколько бес­сонных ночей, я провела в страда­ниях, ожидая эту встречу.

Услышав голос Буби, говорив­шей о любви и сводивший его с ума, Халиф растерялся. Снача­ла он хотел схватить ее в свои объятия и зацеловать. Но потом опомнился. Это не девушка из Люберцев, у которой ноги конча­ются, а платье еще не начинается. Отпустив руки Буби и придя не­много в себя, Халиф решил взять инициативу в свои руки и напра­вить разговор в нужное ему русло. Давя на жалость к себе, он рас­сказал ей выдуманную историю про контузию, чем было вызвано длительное молчание с его сторо­ны. Закончив свое повествование, он стал наблюдать за реакцией девушки.

Буби молчала, опустив глаза. Рассказ Халифа огорчил её. Тут Халиф снова начал говорить:

— Милая моя, я приехал, чтобы жениться на тебе. И пригласил тебя сюда, чтобы сделать тебе предложение. Если ты согласна, завтра мои родственники при­шлют к тебе сватов и договорятся о дате свадьбы.

Девушка хотела засыпать Хали­фа упреками за его такое долгое молчание, но с уст её слетело, — я согласна, — а нежная девичья рука потянулась к лицу любимого.

Халиф стоял молча и не двигал­ся. Её прикосновения действова­ли на него завораживающе. Он по­нял, что сердце Буби в его руках, а безвинная девичья гордость, у него под ногами. Он понимал, что поступает подло. Но, ведь у него, все же, получилось. Теперь, чтобы привести в действие свой коварный план, ему срочно пона­добился Анап. Только он один знал о нем правду, и нужно было его предупредить, что — бы не проболтался. Халиф вспомнил о своем обещании, вернуться за Анапом на своей машине, ему стало стыдно, ведь он даже не по­интересовался, добрался ли Анап домой. Он решил, что заглянет к нему завтра.

Проснувшись на следующий день, позавтракав, Халиф отпра­вился к дому Анапа. Но его дома не оказалось. Родственники ска­зали, что Анап еще не приходил домой, но его видели на верхней торговой площади села. Халиф от­правился туда, где и нашел друга.

Анап стоял возле бортовой ма­шины, с которой продавали ове­чий сыр и отделанные белоснеж­ные козьи шкуры. Халиф подошёл к Анапу и протянул ему руку для приветствия. Но тот вместо руко­пожатия с радостным возгласом, представил ему своих новых дру­зей:

— Халиф, знакомься, это мой спаситель Арзум и его дочь Анеся. Они наши переселенцы.

Халиф кивком головы попри­ветствовал Арзума и его дочь, а затем резко взял Анапа под ло­коть и сказал, что им надо срочно поговорить. Анап никогда раньше не видел Халифа таким взволно­ванным. Он конечно знал повад­ки своего одноклассника, видел, что тот никогда, ни в одном деле не вел себя порядочно, а в ответ­ственные моменты отходил в сто­ронку и оставался чистеньким.

Анап насторожился, отошел с ним подальше от людских ушей. Ему было интересно, что же на этот раз, придумал Халиф.

— Я весь во внимании, — с ирони­ей сказал он.

Халиф с волнением начал го­ворить. Его рука, продолжавшая держать Анапа под локоть, замет­но вспотела, как бы говоря о нечи­стоплотности его замыслов.

— Я женюсь на Буби, — с ликова­нием произнес он.

— И она согласна!? – с недоуме­нием спросил Анап.

— Буби так обрадовалась, слов­но, я бросил ей под ноги солнце и луну.

— Ты сказал ей об Эмме Васи­льевне?

— Об этом, я и хотел с тобой поговорить. Очень прошу тебя, не рассказывай никому о моей жене.

— Халиф, будет лучше и честно, если ты сам ей все расскажешь.

— Ты что, Анап!? Если про жену узнают мои родичи, они меня тут же убьют, не говоря уже про Буби, которая будет проклинать меня и весь мой род. Видел бы ты, как она обрадовалась, как сияло её лицо от счастья.

— Если ты сам не расскажешь ей правду, то это сделаю я. Буби не должна страдать из-за твоих нелепых выходок, — резко сказал Анап.

Халиф понял, что Анап не шутит и может расстроить ему свадьбу. Он знал, что слова Анапа с делом не расходятся и поэтому, тут же притворно улыбаясь, сказал:

— Проблем нет Анап. Конечно, я сам ей все расскажу, сегодня вечером на свидании. Заходи завтра ко мне на обед. Пообеда­ем и обговорим все нюансы ве­селья жениха и друзей. Ты назна­чен мной главным свидетелем на свадьбе, — затем пожал Анапу руку и быстро пошел в сторону своего дома. он шел быстро и раздумы­вал, как привести в действие свой коварный план в отношении изо­ляции Анапа от всех, до окончания свадьбы.

Не подозревающий, ничего пло­хого, Анап, стоял и смотрел вслед удаляющему Халифу. Затем, мах­нув рукой, повернулся и пошел к машине, где торговали его новые друзья.

Вернувшись домой, Халиф взял ключи от старого дома в котором последние годы никто не жил, по­дойдя к нему, он несколько раз обошел его со всех сторон, за­тем зашел в дом. Открыв дверцу подвала, спустился туда и еще раз осмотрел все стены, убрал паутину, подмел пол, найденным в углу веником. Поднявшись на­верх, он проверил прочность зам­ка и дверцы подвала. Походив по дому, он нашел старую рас­кладушку, стол и стул. Все это он спустил в подвал. Потом пошел домой за продуктами. Набрал все жизненно-необходимое, из рас­чета на три дня. Захватил кувшин воды и все это отнес в подвал старого дома.

На следующий день, как и дого­варивались, Анап пришел на обед к Халифу. Тот принял его с распро­стертыми объятиями и улыбкой на лице. Они уселись за стол, на ко­тором уже красовалось огромное блюдо с дымящимся мясом и хин­калом, в пиалы был разлит аро­матный бараний бульон с острой заправкой, лежал чурек, на кото­ром горкой уложили вкуснейший овечий сыр.

Пообедав они завели неторо­пливый разговор. Вернее говорил в основном Халиф. Он радужны­ми красками расписывал, какая у него будет свадьба, как после свадьбы он с Буби отправится на романтический пикник в Серебря­ную Долину на Голубых озерах. Потом, как бы невзначай перевел разговор на ремонт старого де­довского дома, в котором они с Буби потом поселятся, и предло­жил Анапу осмотреть его и посо­ветовать что-нибудь в дизайнер­ском смысле.

Осмотрев дом снаружи, они вошли в дом. Пока Анап осматри­вал комнаты, Халиф спустился в подвал и окликнул его:

— Анап, смотри какой холодный добротный подвал. Его постро­ил мой прадед. Во время восста­ния он прятав в нем свою семью. Здесь даже сохранились надписи, датированные столетием назад. Спускайся посмотри сам.

Ничего не подозревающий Анап спустился в подвал, и стал рас­сматривать тусклые надписи. В это время, Халиф резво поднял­ся из подвала наверх и захлопнул дверцу.

— Халиф, ты чего дверцу при­крыл ничего же не видно!? – крик­нул Анап, не понимая, что проис­ходит.

— Ничего друг мой, до конца свадьбы посидишь в подвале. Я тебе все приготовил: и еду, и воду, и постель. Есть свечи и спички. Будешь шуметь, тебя все равно никто не услышит. После оконча­ния свадьбы, я тебя выпущу, и мы обмоем её с тобой, — ухмылкой сказал Халиф и собрался уходить.

— Опомнись Халиф, ты вызы­ваешь на себя огонь ненависти Буби. Она тебе этого никогда не простит, — яростно, крикнул Анап.

— Никуда она после свадьбы не денется, — ухмыляясь, ответил Ха­лиф, и вышел из старого дома.

После ухода Халифа, Анап усел­ся на корточки в углу подвала, стал обдумывать свое положение. Ему обязательно надо найти выход из подвала и из сложившейся ситуа­ции. Он обязательно должен пре­достеречь Буби от роковой ошиб­ки. Хоть она и выбрала красавчика — Халифа, все равно, с седьмого класса, Анап любил и продолжал любить ее.

Поднявшись с корточек, Анап зажег свечу и стал обследовать подвал. Построенные еще сто лет тому назад, подвал был доброт­ный, не было даже маленького окошка, а двери были металличе­ские, наверное, недавно устано­вили – современные.

Взглянув на свои наручные часы, Анап отметил время 13 ча­сов,20 минут и дату 12 июня, так на всякий случай, вспомнив гра­фа Монте-Кристо. Еще раз обо­шел помещение подвала, и окон­чательно убедившись, что выхода нет, улегся на старый топчан. Он стал думать о Буби, о том, как ей помочь и незаметно для себя, ус­нул.

Разбудили его мужские голоса. Свеча давно догорела и оплави­лась. Было темно и он, спросо­нья никак не мог сообразить, где находится. Ему казалось, что это сон, а не явь. Но было ощущение, что говорившие, находятся, где- то рядом. Потихоньку поднявшись с топчана, он зажег новую свечу и посмотрел на свои часы. Он про­спал больше суток. Потом прило­жил ухо к тому месту стены, откуда слышались голоса, что бы получ­ше слышать, говоривших.

Первый голос сказал:

— Вот посмотри, в этих папках вся информация о наших одно­сельчанах с пятого марта 1894 года. Эту летопись – архив вел мой прапрадед, потом – дед, а после него мой отец. Перед смер­тью, он попросил меня уничтожить все эти записи и карточки, на что я ответил, что нельзя уничтожать такой большой и важный труд на­ших предков, и я с удовольстви­ем продолжу эти работу и буду писать летопись и дальше. Сынок, — сказал мне тогда отец, — сейчас, не то время, когда можно хранить эти записи. Какой-нибудь алчный негодяй, может воспользовать­ся ими и навредить другому, ни в чем не повинному человеку. Ведь в записях отражены события про­шедших, почти полутора веков. Очень прошу тебя, сынок сожги этот архив, пока не навлек беду на наш род.

— Ты что Кулиндер, не выпол­нил последнюю, предсмертную просьбу отца!? — произнес с воз­мущением второй голос.

— Я понес этот архив к нижне­му оврагу, что бы сжечь его, но в это время меня позвала плачущая мать, сказав, что отец умирает. Всё бросив, я кинулся в дом, но отец уже покинул этот мир. После похорон отца, я долго размышлял над словами отца: «Сынок люди могут шантажировать друг друга, воспользовавшись этими сведе­ниями из нашего архива», — как-то задумчиво сказал первый голос.

— Ну, ты Кулиндер — тихий, тихий, а подлецом оказался еще тем!? – с неприязнью произнес второй голос.

— Подлец, не подлец, мой друг Бахти, а я придумал, как делать хорошие деньги и при этом не на­прягаться. Не зря же мои предки парились, собирая информацию больше чем за век, — с ухмылкой произнес Кулиндер.

— И как же, ты собираешься из этого делать деньги, с ехидцей спросил Бахти.

— Ну-ка, Бахти, посвети мне фо­нариком вот на эту папку. Так, это папка о рождениях. Читаем пер­вую попавшуюся информацию. Написано рукой моего отца: «…в 1964 году, в 6 часов утра, 14 янва­ря на колхозной ферме родился шестиногий теленок».

— Ну, ты и насмешил меня Кулин­дер. То же, мне, нашел информа­цию, да тебя ведь засмеют, — захо­хотал Бахти.

— Не спеши с выводами Бах­ти, посвети-ка сюда. Так, читаем дальше: «…23 февраля 1951 г. в 18 часов 16 минут у учительницы Фариде родился сын, которого назвали Ирдан. Муж её третий год служит в армии. Фариде, ча­сто видели по ночам с учителем Ханболой, они закрывались в кан­целярии школы», — читал записи Кулиндер.

— Это что же получается, свадь­бу, которая назначена на следу­ющей неделе, можно предотвра­тить!? Получается, что жених и невеста – брат и сестра по отцу. А ведь эту девушку, Дали, любит другой парень, да и она его тоже, — возмущался Бахти.

— Вот тебе и деньги, — констати­ровал Кулиндер, — а теперь давай- ка откроем папку об ушедших в иной мир. Так, открываем, читаем. Ну-ка, посвети пониже:

«… 19 апреля 1924 г. в 11 часов с моста упали и утонули две пят­надцатилетние девушки. Их тела нашли на берегу почти в восьми километрах ниже моста. Бедные девочки, так крепко держали друг друга в обнимку, что их не могли разъединить. Так и похоронили вместе. Звали их, Юлдуз и Кас­мер. Земля им пухом. Их смерть так и осталась загадкой для жите­лей села».

«…ночью 20 июня 1927 года Магомед убил свою жену Азбар, ударом ножниц для стрижки овец, прямо в сердце, за то, что она ро­дила ему рыжеволосого мальчика, тогда, как в их семье все дети чер­ные».

«…охотник Танка в 1936 году убил семерых братьев», — продол­жал читать Кулиндер, — дальше, здесь дед описывает, как Танка их убивал. Это читать не будем. Что интересно: «…история эта оста­лась тайной, и убийца остался безнаказанным, потому что в роду убитых не осталось мужчин. У всех братьев остались только малолет­ние дети и старый слепой отец».

— Наверное, сейчас эти дети вы­росли, а Танка, уже старый, — ска­зал Бахти.

— Да, но не забывай, что дети Танка, тоже выросли, — ответил Ку­линдер.

— Если дети братьев прочита­ют эти строки, начнется кровавая месть, — с ужасом в глазах произ­нес Бахти.

— Слушай Бахти, сейчас у нас мало времени. Дальше почитаем в спокойной обстановке. Надо ухо­дить. Ты помоги мне вывезти этот архив в город. Будем работать по­ловину на половину, — предложил Кулиндер.

— Хорошо, но не раньше, чем через пять дней, — ответил Бахти и следом спросил, — а что это за место, где мы сейчас находимся? Оно какое то мрачное, да и запах, я тебе скажу, не из приятных.

— Договорились, беспокоиться, я особо не буду. Место это, хоть и мрачное, и запах не французские духи, но надежное. Это бывшая канализация села, построенная еще в 1116 году. Вход сюда, через наш сарай. Все остальные ходы завалены. Как-то в детстве, я ис­кал своего кота и залез в это ме­сто. С тех пор это моя тайна. Я ча­сто прятался здесь от родителей, чтобы не идти пасти баранов. Так, ладно, вылезай отсюда, нам пора идти.

Голоса стихли. Анап вернулся на топчан и задумался. Что, получа­ется!? — размышлял он, — эти гряз­ные парни – Кулиндер и Бахти — задумали что-то нехорошее. Про архив знают все земляки, но что бы кто-то использовал информа­цию из архива в корыстных целях с применением шантажа и травли других, никто и подумать не мог.

Анап хорошо знал Кулиндера – тихого, забитого парня. Не зря в школе, его называли тихуш­ником. Свои грязные делишки, он совершал исподтишка, а по­том прятался за спинами других школьников. Так же хорошо Анап знал, еще будучи юношей, и Бахти — здорового, с носом как горный хребет и мерзким взглядом, всег­да ненасытного, готового съесть разом сто шестьдесят пельменей, и оставить все семью без ужина.

Все услышанное ужасно взвол­новало Анапа, и он решил дей­ствовать. Взяв свечу, он осветил то место, откуда были слышны го­лоса. Провел пальцем между кам­ней и понял, что стены, хоть и ста­ринные, но сложены на глиняном растворе. Вытащив из кармана связку ключей от дома, он выбрал самый длинный из них, и начал ковырять сухой глиняный раствор между камнями.

(Продолжение следует)