В прошлом аул Мегеб был знаменит тем, что здесь жил один из крупных ученых — Дамадан, известный как переводчик с фарси на арабский язык труда Улугбека по астрономии, книги «Зидж» и трудов по медицине. Умер он в Гяндже в 1725 году.
По преданию, Дамадан учился в Закавказье, а затем с целью пополнения образования побывал в Турции и в Иране. Он даже был приглашен ко двору шаха. Далее легенда гласит, что в него влюбилась шахская дочь, и он тайно увез ее в Дагестан. Узнав о ее исчезновении, шах долго не мог выяснить у придворных, где его дочь. Наконец один человек сказал, что видел, как ее вез некий дагестанец. Шах тут же послал трех человек в Кази-Кумух, чтобы те тайно разведали, где находится его дочь и похититель. Посланцы отыскали их в Мегебе и сообщили об этом шаху. Тот немедленно собрал войско для похода, чтобы выручить дочь, но она неожиданно умерла. Разгневанный шах огнем и мечом вторгся в Дагестан. Шахом этим предание считает Надира.
Удивительно переплелись в этой легенде реальные факты из биографии Дамадана с явно сказочной фабулой и воспоминаниями об историческом событии, тяже¬лом бедствии —нашествии Надир-шаха.
Другое мегебское предание повествует, что некогда близ селения находился источник воды, которая вызывала безумие у каждого, кому приходилось ее пить. По этой причине в селении постоянно происходили многие несчастья. Джамаат Мегеба обратился к Дамадану как к выдающемуся ученому с просьбой сделать так, чтобы источник этот исчез. Дамадан согласился сделать это и уничтожил источник.
О нашествии Надир-шаха сохранились и достоверные предания, которых отличают убедительные детали и подробности.
Надир, идя от Кумуха, устроил ставку на вершине горы Чалда-меэр. В Согратле находился тогда глава андалальцев — согратлинский кади Дибир-Муса. Сюда постепенно собирались воины со всего Дагестана, здесь было принято решение о генеральном сражении. Полем сражения должна была стать местность Хициб, отделявшаяся от старого Согратля речкой.
Ни сам Хициб, ни тем более прилегавшая к нему местность не позволяли применять ни кавалерию, ни многочисленную пехоту. Рельеф поневоле должен был разбить сражающихся на небольшие группы, лишив тем самым противника преимуществ маневра крупными силами, и сделал решающим фактором личную инициативу воина, его личную храбрость и индивидуальную военную подготовленность, т. е. все то, в чем дагестанцы превосходили иранцев.
Любопытно отметить, что накануне решающего сражения горцы мелкими стычками завлекали наступающие иранские войска к Хицибу — месту генерального сражения. Однако шах заподозрил какую-то ловушку, приостановил наступление и начал переговоры, истинной целью которых был не мир, а выяснение положения и намерений горцев. На переговоры с иранцами отправилась немногочисленная, но представительная группа горцев, во главе которой был один из военных руководителей. Вся группа вероломно была убита захватчиками. Когда известие об этом дошло до Согратля, кади сказал: «Теперь между нами не может быть мира. Пока рассудок наш не помутится, будем воевать и уничтожим вторгшегося врага».
После того, как иранцы на Хицибском поле дрогнули и начали отступать, оказалось, что дорога, по которой они пришли, отрезана подкреплением из Хунзаха, а перевал занят лакцами из Ури и Магар-аула. Отступающие поняли, что они окружены. Недалеко от Мегеба, в местности Магева-Кана-хури произошло финальное сражение, решившее исход битвы.
ХУНЗАХ
Хунзах — в прошлом столица Аварского ханства, один из древних и значительных экономических, политических и культурных центров Дагестана. Отсюда вышла целая плеяда исторических личностей, сыгравших заметную роль в истории Дагестана — не случайно этот аул известен за пределами Аварии, главным образом по произведениям А. Бестужева-Марлинского и Л. Толстого.
По преданию, до появления ислама в Хунзахе жили «грузины» (имеются в виду хунзахцы, исповедовавшие христианство, шедшее из Грузии). Интересно сопоставить с этим предполагаемым фактом не только общеизвестные факты находок каменных крестов и грузинских надписей в окрестностях Хунзаха,но также и сообщение русской экспедиции 1828 года о том, что в кладке стен хунзахской мечети были обнаружены камни, на которых отчетливо выделялись изображения крестов с грузински¬ми надписями.
Хунзах делится на пять частей: Хорик (место, где расположено озеро), Самилак, Шотода, Шуларта (здесь был расположен укрепленный дворец нуцала), Шарака (также вблизи озера).
Когда ислам достиг Хунзаха, то, по преданию, первыми его приняли жители Самилака. Здесь же была воздвигнута первая хунзахская мечеть в1526 или 1527 году. Другим памятником, свидетельствовавшим о введении ислама в Хунзахе, является известная гробница, приписываемая Абумуслиму, где хранятся его сабля и халат.
Исходя из наличия в Хунзахе значительного количества памятников, связанных с введением ислама, а также из того, что местные исторические предания возводят непрерывную местную историческую традицию ко времени распространения ислама, можно предположить, что вторичное возвышение Хунзаха относится к периоду окончательного утверждения ислама.
Одно ясно, что за Хунзахом закрепилось старое племенное название «Хунз». Общество Хунз было самое многочисленное среди остальных обществ (Хиндалал, Хедалал, Нака-Хиндалал).
Существует и другое предание, которое гласит, что после введения ислама в Аварии появился человек из рода Сураката, звали его Ханзах. Ханзах якобы и положил начало хунзахской династии нуцалов.
Наиболее влиятельными тухумами в Хунзахе считались Маджарилал, Дайтилал и Угузилал.
Происхождение Маджарилал не вполне ясно: по местному преданию, они появились в Хунзахе как многочисленный тухум, однако через некоторое время большинство из них ушли в «землю маджаров» — в Хунзахе же осталось меньшинство.
Предание о Дайтилал (Дайтиевых) гласит, что этот тухум вместе с тухумом Угузилал во время нашествия Надир-шаха взял на себя инициативу сплочения народа и организации ополчения, отличившегося в решающей битве у Согратля. Многие Дайтиевы героически погибли. О них сохранились также предания в Чохе, Мегебе и Согратле.
Название тухума Угузилал наводит на мысль о турках-огузах; примечательно, что в Хунзахе, желая припугнуть и утихомирить расшалившегося малыша, иногда употребляют поговорку, буквально означающую: «Тише, огузы идут!»
Любопытным пережитком старины является хунзахский обычай — при продаже домашнего животного отрезать клочок шерсти и оставлять его дома. Считается, что это оберегает дом от разорения и способствует зажиточности.
Дворец нуцалов и джума-мечеть в Хунзахе не сохранились, однако население помнит местонахождение обоих этих значительных памятников феодальной эпохи. От ханского же дворца уцелело небольшое количество камней, в том числе подпятник ворот — массивный камень с углублением, в которое упиралась ось одной из створок.
Сохранился Тажал Гамач («опора жестокости») — массивный камень с отверстием. На нем восседал хунзахский хан, творя суд и расправу. По преданию, на площадке напротив этого камня по приказу хана некогда был сожжен Хочбар. Позднее по прика¬зу второго имама, Гамзат-бека, здесь была казнена ханша Баху-бике.
Население Хунзаха делилось на следующие сословные категории: хан, беки, чанки, уздени, лаги. В нем полностью были представлены все иерархические ступени феодального общества. До сих пор известны земли, угодья, селения, которыми владел хан. Лучшие ханские сады находились в Голотлинской долине, в четырех километрах от Хунзаха, у селения Хиниб, а также в Голотле, Цельмесе, Тлохе, Гоцатле. Земли «Матлис» были ханскими сенокосными участками и пастбищами. Гора Акару-меэр напротив Хунзаха целиком была пастбищной горой хана. Земли «Хахита», «Нак-меэр», «Грутли» использовались как пахотные и пастбищные и также принадлежали хану.
Селения Ках и Хиниб были населены лагами — рабами хана. Уздени в определенной степени также находились в зависимости от хана.
Хунзахцы должны были ежегодно давать хану по три фунта меда «с каждого дома», а жители Хиндаха и Коло — по полсабу золы орехового дерева для стирки.
О жестокости ханской власти говорит такое предание. Однажды за ослушание хан посадил в яму семерых хунзахцев. Вскоре все семеро по его приказу были убиты палачами, которых назначали из числа лагов с. Ках. Судя по преданиям, многовековая власть ханов все же не смогла истребить традиций общинного самоуправления в Хунзахе и окрестных аулах.
В Хунзахе существовали чухби (чукби) — знатоки и блюстители адата и судьи по адату.
В определенное время суток — от восхода солнца до полудня — чухби собирались в общественном месте, решали все спорные вопросы и давали необходимые указания.
Если дело было особо важным или между судьями возникали разногласия, то они привлекали к решению сельского бегаула (если дело решалось по адату) или дибира (если дело решалось по шариату).
Тюркский термин «бегаул» употреблялся у аварцев в значении «старейшина», или «уполномоченный с исполнительной властью».
Если сопоставить факт наличия общинных должностных лиц и судей с договорными документами, где «нуцал» и «хунзахиы» упоминаются раздельно, то напрашивается вывод об относительной самостоятельности сельского общества по отношению к ханской власти. Во всяком случае, даже в столице ханства традиционные общинные институты не были полностью ханской администрацией и в какой-то мере временами могли ограничивать феодальный произвол.
Предание говорит, что хинибцы — это бывшие пленные грузины, позже ставшие рабами хунзахских феодалов. Есть и другое предание, свидетельствующее, что хинибцы — это те же хунзахцы, но попавшие в кабалу к нуцалам.
В Хунзахе мне рассказали, что с. Накитль было основано выходцами из Хунзаха и все его жители считались подданными хана. Причем, передают, что накитлинцы платили по мерке («къали») зерна (16 кг) с каждого двора. Платили они каждый раз не одному и тому же лицу, а всякому хунзахцу, приходившему в село. Таким путем ханские люди могли несколько раз в год брать магалу с одного и того же лица. К тому же по первому требованию зерно еще надо было смолоть.
Цада
В Цада существовал такой обычай: в декабре, в день зимнего солнцестояния, зажигать костер на горках Ха-мир-хо и Бариян. Такого обычая придерживались и со¬седние аулы. Огонь по-аварски «ц1а». Считается, что либо от этого, либо оттого, что селение расположено на солнечном склоне, происходит его название «Цада».
Недалеко от Цада имеется огромный камень, за ко¬торым укрывались дозорные. В их обязанности входило извещать жителей аулов Хунзахского плато о прибли¬жении врага. Возможно, что этот сторожевой пост поло¬жил начало нынешнему аулу.
Первыми поселенцами Цада предание называет вы¬ходцев из Хунзаха, из тухумов Угуз и Чудаха. У Угуза было десять сыновей, а у Чудаха — десять дочерей. Их потомками являются нынешние цадинцы. Гамзат Цадаса принадлежал к тухуму Угуз.
Цадинцы пользовались у соседей репутацией поря¬дочных, уравновешенных людей.
При Умма-хане наиболее значительными были три общества—Хунзахское, Гидатлинское и Ахвахское. Между Гидатлем и Ахвахом некогда начались ссоры, и гидатлинцы стали одолевать ахвахцев. Последние обратились за помощью в Хунзах, к Умма-хану. Гидатлинцы были разбиты.
В знак благодарности Ахвахское общество выделило в подарок каждому воину Умма-хана по одному барану. Однако воины не получили подарка: всех баранов Умма-хан присвоил себе. После этого Умма-хан стал требовать от ахвахцев, чтобы те ежегодно выделяли ему та¬кое же количество баранов. При этом он заявил, что таков был договор, когда ахвахцы просили его о помощи против Гидатля.
Однажды, остановившись в с. Джалатури со своей дружиной, Умма-хан потребовал от жителей плату за пользование водой — по ритлю зерна с хозяйства (что составляет полмерки, т. с. приблизительно 6 кг). В ауле имелся всего один источник воды, который дружина при желании легко могла бы перекрыть. Жители вынуждены были согласиться на требования Умма-хана. С тех пор ханская дружина каждую осень ходила в Ахвах за данью, а на обратном пути в Хунзах останавливалась в с. Джалатури, требуя с жителей зерна и кур.
Напротив с. Цада поселились Чупановы из рода хунзахских ханов. Как-то у одного из них родился сын, и Чупанов пригласил Угуза из Цада. В качестве подарка по этому случаю Угуз уступил Чупанову свой пастбищный участок «Жанимегъ» на одну осень. Позже это послужило поводом для захвата Чупановым и данного, и других цадинских пастбищ и присвоения их навечно. Цадинцы ничего не могли поделать с ханским родственником, но так как без пастбищ обойтись было невозможно, то вынуждены были отныне за осеннюю пастьбу скота на этой земле обрабатывать у Чупанова участок земли (приблизительно в два гектара).
Цадинцы еще в царское время многократно обращались к окружному начальству с просьбой о восстановлении справедливости: о возвращении захваченных Чупановым земель, но безрезультатно.
Напротив, после окончания войны в Дагестане земли между Цада и Геничутлем, находившиеся в совместном пользовании этих селений, царские власти отобрали и передали Инкачул Дибиру в награду за активную помощь в подавлении движения Шамиля.
При советской власти земли Чупанова и Инкачулава стали достоянием колхоза с. Цада.
