Сенатор Ацискул проснулся раньше обычного, он должен выступить сегодня на собрании Сената по вопросу принятия законов о налогах с оливковых и виноградных плантаций. Ему никак не удавалось сформулировать и обосновать правильное изложение своей речи к выдвинутому им же самим закону о налогах. А Диктатор Луций Корнелий созвал сенат именно по этому поводу, а он весьма требовательный и любит точность и конкретность обоснования законов.
Сенатор встал, умылся с чаши, которую принесла рабыня Агрипина, потом позавтракал, и медленной походкой пошел в сад, по пути мысленно обсуждая свою речь в сенате.
У Ацискула был хороший ухоженный сад, где росли все виды экзотических плодов. С любовью, с отцовской заботой он обошел все деревья и оставшись довольным стал собираться в сенат.
Надев свою тогу с пурпурной полосой, что означает знак аристократа, жреца, Ацискул посмотрел на свое отражение через полированную бронзовую пластину заменяющюю зеркало и найдя, что на него смотрит безупречный мужчина 50 лет, улыбнулся своему отражению и медленной, гордой походкой вышел из дома и направился в здание сената.
Ацискул не взял повозку. Чтобы по дороге еще раз отшлифовать свою речь. Вдруг он обратил внимание, что кто-то идет за ним. Он прибавил шаг, и идущий вслед тоже прибавил шаг. Тогда Ацискул обернулся и увидел запыхавшуюся от быстрой ходьбы женщину. Она сконфужено улыбнулась и переводя дыхание сказала:
— Господин сенатор Ацискул, простите меня и выслушайте, я вас жду с восхода солнца.
— Что случилось, чем вы так встревожены?
— Меня зовут Юлия, я жена Ахилеса, который работает на оливковых плантациях у Буклиона. Женщина остановилась, перевела дыхание.
Ацискул терпеливо ждал пока женщина отдышится. Немного отдышавшись Юлия продолжила:
— С моим мужем, что-то происходит неладное. В полночь, когда я засыпаю, мой муж превращается в волка, уходит в лес и возвращается к первым рассветным лучам, но уже в обличии человека. Однажды я проследила за ним до самой лесной чащи у большого камня под вековым дубом. Их там десятка два, они сначала дружно задрав морды к небу воют на луну, потом превращаются в людей и ведут такие разговоры.
Сетуют на плохие законы, на жестокое обращение хозяев к своим рабам, на падение нравственности народа. Осуждают военные действия. Я обращаюсь к вам за помощью помогите моему мужу и остальным не превращаться в зверей.
Сенатор Ацискул стоял озадаченный не знал, что сказать и как успокоить женщину, да и случай был необычный.
— А можно, посмотреть их сходку и послушать, о чем они говорят? Наконец выдавил из себя сенатор.
— Да, конечно, можно и сегодня же, ночь лунная, будет видно издалека.
— Тогда, сегодня ближе к полночи у дубовой рощи там, где родник и встретимся, сказал сенатор.
Женщина поблагодарила сенатора и пошла к себе домой.
Ацискул в раздумье об услышанном, чуть не забыл о своей предстоящей речи в сенате.
Когда он вошел в зал сенаторы уже были все в сборе и слушали Луция Корнелия. Он призывал сенат, активно включаться в решения государственных дел и обсуждение законов. В заключение своего выступления он предоставил слово сенатору Ацискулу по поводу налоговых поправок с виноградных и оливковых плантаций.
Ацискул вышел к трибуне и сказал:
— Уважаемые сенаторы на ваш суд выносится закон о снижении налога с виноградных и оливковых плантаций.
Это вызвано многими причинами, такими как отсутствие воды, в достаточном количестве для орошения, болезней, требований специалистов о повышении оплаты за труд, поэтому вносится закон о снижении налога с 1,8 до 1,1 процента сбора урожая. Наступила тишина, но через минуту, когда сенаторы переварили сказанное, начался такой галдеж, что Диктатор Луций Карнелий стал успокаивать сенаторов ударом молоточком о бронзовую пластину.
До заката солнца, продолжались дебаты и каждый выступающий говорил долго и нудно приводя свои аргументы, поэтому принятие закона отложили до завтра.
Сенатор Ацискул усталый и злой вернулся домой.
Агрипина накрыла сенатору стол к ужину и принесла ему чашу для мытья рук.
После ужина сенатор лег на тахту и попросил Агрипину разбудить его через пять переводов песчаных часов.
Как только, в пятый раз из колбы высыпался песок, Агрепина робко потрогала Сенатора, он моментально проснулся и бодро встал, подошел к окну и взглянул на звездное, лунное небо потом, быстро оделся, накинул на себя черного цвета хитон, взял с собой поясной кинжал и вышел во двор. Конюх предупреждённый заранее Агрипиной ждал его с оседланной лошадью. Легко взобравшись на своего гнедого, который при виде сенатора радостно заржал, они с места пустились рысью по дороге к дубовой роще. Звон большого колокола на башне извещал, что наступила полночь.
Подъезжая к дубовой роще, сенатор остановился, спрыгнул с коня и спрятавшись за большой кизиловый куст стал издали смотреть на родник, где должна была его ждать Юлия. Прошло некоторое время прежде, чем она появилась. Он тихо окликнул ее, и она, услышав голос сенатора, пошла по направлению к кустам.
Встретившись с сенатором, Юлия шепотом сказала.
-Они уже собираются у большого камня, нам надо успеть к началу ритуала.
Сенатор привязал коня к дереву, и они крадучись пошли к месту встречи.
Идти пришлось недолго, из-за густых кустов шиповника и дубовой рощи проглядывалась поляна, освещенная лунным светом.
Посреди поляны возвышался большой скальный камень, на котором восседало существо похожее на волка, вокруг камня на земле тоже было много таких же лохматых, сенатор посчитал их 20.
Вдруг все они задрали свои морды в звездное небо и завыли, как волки, потом сняли с себя шкуры зверей, и превратились в людей. Тот, что был на камне сказал:
— Мы сегодня собрались, чтобы обсудить наше положение, положение низших рабов. Кто хочет высказаться?
Слово взял худой, полусогнутый от бремени лет и трудов старик.
— Мои предки были рабами, я прожил всю жизнь, не видя ни одного дня радости вечно с голодным животом, побои и ругань хозяина и его надзирателей надоели, терпение моё на исходе не хочу, чтобы молодое наше поколение, тоже были рабами.
Мы должны восстать и принудить богатых, чтоб нам дали свободу. Если не дадут добром, то возьмем силой. Нас много надо сплотится.
Сенатор слушал их разговор и в душе был с ними согласен потому, что их требования были справедливы. Каждый из выступающих рассказывал, как им худо живется, как их избивают за малейшую провинность, как их плохо кормят и до изнурения заставляют работать на полях, плантациях и по дому.
Возмущенные речи рабов смущали сознание Ацискула, он мысленно представлял их тяжелое положение и тут же вспомнил своих рабов, которые работали у него на ферме.
Уже ближе к рассвету, тот, кто сидел на камне одел шкуру зверя и обращаясь к остальным сказал, что их слишком мало, чтобы что-то требовать, надо собрать больше недовольных рабов и вместе выступить. Каждый из вас должен искать несогласных и приглашать на наши собрания.
Остальные тоже накинули шкуры зверей и глядя в небо завыли как волки.
Сенатор и Юлия бесшумно направились к лошади. Юлия сказала, что ей придется идти первой, чтобы муж ничего не заподозрил. Сенатор сказал садись на коня я подвезу тебя ближе к дому.
Юлия взобралась на лошадь позади сенатора, и они рысью помчались в сторону города. Когда сенатор Ацискул подъехал к своему дому уже начало светать, отдав коня конюху он поднялся в спальню на втором этаже и сняв черный хитон и кинжал лег спать.
Ацискул хотел провести закон по аграрной реформе, который нанёс бы сильнейший удар по аристократическому землевладению и эти мысли, как пчелиный рой не давали уснуть сенатору, только после неимоверных усилий он заснул, а когда проснулся, солнце уже было высоко.
Сенатор наскоро позавтракал, одев свою сенаторскую тогу с пурпурной мантией, он быстрой походкой пошел в сторону дворца сенаторов.
По дороги он все время думал о том, что он услышал вчера в дубовой роще.
Из возмущенных речей рабов он понял, что необходимо срочно принять закон облегчающий их жизнь, иначе быть беде. И уже дойдя до Сенатской площади он твердо решил не только облегчить жизнь арендаторов, но и рабов, издав новый закон о рабах.
Войдя в здание сената Ацискул посмотрел на сенаторов холенных, сытых, властных и подумал, нелегко ему будет убедить этих рабовладельцев дать существенные свободы рабам. Он прошел к трибуне, где восседал на своем кресле диктатор и шепнул ему на ухо. Тот недоуменно посмотрел на сенатора, но тот кивнул головой и отошел в сторону. Диктатор ударил молоточком по бронзовой пластине и в сенатской воцарилась тишина.
— Уважаемые сенаторы только, что мне сенатор Ацискул сказал, что обсуждения закона переносится на завтра, в связи с дополнениями, которые внесет сенатор Ацискул. Говорит это очень важно.
В зале поднялся шум, одни были за перенос, у кого были неотложные дела в городе, а другие те, кто пришли пообщаться, поговорить и поразвлечься были против, но тут диктатор ударил молотком, что означало завершение собрания и все стали покидать здание сената.
Придя домой Ацискул собрал своих рабов в яблоневом саду и стал задавать вопросы.
-Как вам живется у меня? Рабы переглянулись, чтобы это значило к добру ли?
После долгого молчания конюх робко сказал, что очень хорошо живем и ни на что не жалуемся господин.
Сенатора не удовлетворил ответ конюха, и он снова обратился к рабам.
— Я, вас прошу, не угождайте мне, а скажите честно, что вас не устраивает, чем недовольны, что надо сделать, чтобы облегчить вашу жизнь. Я готовлю закон, потому будьте откровенны и не бойтесь.
Мельник Антоний мужчина средних лет, крепкого телосложения встал и сказал:
— Все рабы жаждут свободы, это заветная мечта каждого раба, и за эту свободу любой из нас готов отдать жизнь.
Работница Ихлия поднялась и смущаясь сказала:
-Многие хозяева издеваются над своими рабами, избивают до смерти, дают добро на брак, а потом не спросив мужа жену и детей могут продать.
Садовник Близан сказал:
— Мы вас уважаем господин сенатор, вы к нам добры и хорошо относитесь, не наказываете, работой не загружаете, а вот другие очень жестоки. Нас за людей не считают.
Вот ваш сосед, его рабы работают от зари до зари и каждый день, надзиратели избивают за малейшую провинность, а на жалобы хозяин не обращает внимания. Вчера двух здоровых рабов продали в гладиаторы.
Агрипина встала посмотрела на собравшихся и сказала:
— Уважаемый господин сенатор, нам у вас действительно живется хорошо, вы к нам относитесь, как к членам своей семьи, поэтому и мы вас уважаем и вашу доброту ценим, но нас возмущает, когда хозяева не только изнуряют рабов тяжелой работой, но и голодом, не дают нормальной пищи и как следствие болезни. Мы все это слышим и видим, передавая из уст в уста о жестокости и несправедливости, злость на таких хозяев вскипает в наших душах. Я думаю, что однажды чаща гнева рабов переполнится и тогда всем будет плохо. Мы просим вас господин Ацискул попросите сенат, чтобы они своими законами облегчили жизнь рабов.
Весь оставшийся день и ночь сенатор Ацискул разрабатывал закон, дающий право рабам на жизнь, имущество, на сытую пищу, отдых и доброе отношение.
Уже под утро завершив свой труд он решил немного вздремнуть и попросил Агрипину разбудить через две смены песочных часов. Проснувшись он искупался в бассейне, позавтракал и одев свою сенаторскую мантию, гордой походкой пошел на сенатскую площадь. Шел он и думал, как примут сенаторы его закон. Он осознавал, что бой будет нелегким, но Ацискул твёрдо решил не сдаваться и добиться принятия закона. В сенатской уже ждали Ацискула с нетерпением, и когда он вошел в здание Сената все устремили на него свои взоры и в зале воцарилась тишина.
Диктатор Луций Корнелий ударив молоточком о бронзовую пластину открыл собрание Сената.
— Уважаемый сенатор Ацискул если вы готовы огласить ваш проект закона, то мы готовы вас слушать, сказал Диктатор, в зале стало тихо.
Ацискул медленно, но уверенно прошел к трибуне посмотрел на сенаторов, которые взглядами, как бы спрашивали, что же ты нам скажешь, чего мы еще не знаем?
Ацискул откашлялся и начал свою речь.
— Уважаемые сенаторы прежде чем, предстать перед вами со своим проектом закона я очень долго думал, взвешивал каждое слово, каждое предложение и в заключении пришел к твёрдому убеждению, что этот закон, который я вам представлю жизненно необходим для Рима и его надо принять.
В зале сенаторы недоуменно переглянулись и зашумели. Ацискул выдержав паузу продолжил.
— Ни для кого не секрет, что половина населения Рима, рабы, это огромная армия. Рим ведет колониальные войны, поэтому их будет еще больше, а как им живется, кто из вас задумывался? Своим бесчеловечным обращением рабовладельцев мы сами создали врагов в собственном доме, и если они восстанут, то будут огромные жертвы. Так вот мой закон о том, чтобы погасить пламя ненависти рабов к их хозяевам.
Мой проект закона таков, он состоит из десяти пунктов: Раб имеет право на жизнь, на собственное имущество, купить себе свободу, на бесплатное содержание по старости, на 10-ти часовой рабочий день, на достойное питание, на доброе к себе отношение, на приличную одежду, на лечение у лекаря.
Семью женатого раба рабовладелец не имеет право разделять и продавать.
У рабовладельца нарушившего эти статьи закона надлежит конфискация рабов с передачей правителю Рима для строительных работ, а сам рабовладелец подлежит штрафу за каждого раба по 5денариев.
Не успел Ацискул закончить свое выступление, как в зале поднялся такой шум возмущения и недовольства, что успокоить их диктатору далось нелегко.
Дебаты по этому закону продолжались до поздней ночи и еще три дня. Слух о законе прошел по всему Риму, рабы с одобрением встретили этот закон, а рабовладельцы категорически были против.
На третий день заседания разъяренные сенаторы потребовали отменить закон Ацискула и лишить его сенаторского сана.
Ацискул получил достоверные сведения, что противники готовятся убить его, поэтому он хотел сообщить своим приверженцам об угрожающей ему опасности. Но в сенате был такой шум и его не могли услышать, тогда он глядя в сторону своих друзей, провел рукой по горлу. Противники, поняли этот жест, как угрозу для них и разъярились еще пуще.
Сципион Назики один из самых горячих и злых противников Ацискула, обратился к диктатору, чтобы он лишил Ацискула сана сенатора и ликвидировали его проект закона.
Диктатор сказал, что Ацискул не нарушил закон и без решения суда он не имеет право лишать его сана, а закон — это ваше дело, хотите, голосуйте, хотите, нет. Тогда Сципион крикнул:
— Луций Корнелий изменник Риму: кто хочет охранять законы Рима, пусть идет за мной. Далее он прикрыл голову тогой и бросился на форум. За ним последовали сенаторы его партии, обернув тогою левую руку, схватив правой рукой валявшиеся палки, камни, обнажив кинжалы которые они принесли с собой и обломки сломанных скамей: Они прорвались сквозь толпы народа, так как граждан-поселян в этом собрании было мало, а городские простолюдины не отважились сопротивляться вооружённой и разъяренной толпе сенаторов, и они легко достигли середины форума.
Ацискул окруженный преданными ему гражданами и членами сената, некоторое время удерживал нападавших, но их было так много и к тому же вооруженные они били всех, кто им оказывал сопротивление. Чувствуя, что остановить их уже невозможно Ацискул побежал от них, но кто-то схватил Ацискула за тогу, чтоб остановить. Сенатор сбросил тогу и побежал к площади, но споткнулся о чей-то труп.
Сенатор Сатурий догнал Ацискула и ударил лежачего по голове ножкой скамьи, Луций Руф нанес ему второй удар булыжником. Двое сенаторов стали ножами колоть уже мертвое тело Ацискула.
Распростертое, окровавленное тело сенатора Ацискула еще долго лежало перед храмом Верности у статуи римских царей.
В этот день было убито триста человек, его приверженцев и сторонников.
До восстания рабов под предводительством гладиатора Спартака оставалось шесть месяцев. 74 году до н.э. а ведь можно было этого избежать, если бы сенат послушался Ацискула и принял закон. После подавления восстания сенат вынужден был принять закон Ацискула, но уже ценой 150 тысяч жизней.
Размышляя о событиях давно минувших дней, хочется сравнить законы, выпускаемые нашими депутатами, потом утверждаемые сенаторами. Полезны ли они для народа? Облегчают ли жизнь народа эти законы, или нет?
Говорят, в Госдуме, сидят три миллиардера и 230 долларовых миллионеров и эти «слуги» народа решают, сколько будет стоить продовольственная корзина и какой будет минимальная заработная плата для народа.
Сожалею, что нет среди них ни одного Ацискула.
Всякая революция пагубна, как для народа, так и для государства, а народные волнения неизбежны, если правительство не думает о благосостоянии своего народа.
Магомед Сулейманов
