Божий дар, мымра и ве селая кобыла

Продолжаем публикацию серии рассказов интересного человека, журналиста и писателя Саркарова Нусрета Кудратовича

(Из серии «Я, Рашид и Вася»)

Накануне мне приснилось, что пишу картины. Возможно, сновидение было вызвано тем, что в глубине души я всег­да завидовал художникам и жаждал ри­совать, но не знал, с какой стороны по­дойти к мольберту и как держать кисть. Материалисты сказали бы, что разгад­ку к таким сновидениям следует искать в подсознании, которое, вырвавшись из-под контроля разума, проявляет себя столь странным образом.

Как бы то ни было, вещий сон под­стегнул меня к живописи. Мои внутрен­ние клапаны внезапно открылись и на­ружу хлынули скрытые доселе способ­ности. С утра я обежал магазины для художников и купил мольберт, краски и иные атрибуты, необходимые для твор­чества, потратив на это часть денег, заработанных в стройотряде. Возвра­тившись в общежитие, я с нетерпением приступил к рисованию. Рашид с Васей встали у меня за спиной и покрутив пальцем у виска с недоумением уста­вились на то, как лихо моя рука наносит на холст точные и выверенные мазки, словно ею водила какая-то мистиче­ская сила. Вполне возможно, что это была ведущая рука предка из потусто­роннего мира, который при жизни был художником. Надо признаться, из-под кисти выходили отнюдь не шедевры, но в масштабе института яркие пейза­жи нашли свое признание. Слух о том, что студент-технарь в одночасье стал художником, докатился и до декана. Он настоятельно попросил в качестве подарка ректору создать копию одной картины. Сюжет полотна был нехитрый: затерявшееся в сумерках зимнего леса строение в стиле барокко, около кото­рого стояли запряженные сани.

Отказываться от «просьбы» было рискованно, и я нехотя приступил к работе. Очарование зимней при­роды и звенящую тишину леса уда­лось передать подбором цветов, а вот изобразить савраску оказалось достаточно сложной задачей. Эта скотина никак не желала впрячься в сани. Хоть убей не удавалось со­блюсти пропорции кобылы и приту­лить к ней задние ноги и голову. Как не старался, из-под кисти ехидно выглядывал ишак-рахитик с несо­размерно длинной мордой. Впору было отчаяться: время поджимало, а дело не двигалось. Выручил Рашид, предложив обратиться за помощью к знакомому художнику. А почему бы и нет? Тем более, что я никогда не был в мастерской профессионала, и меня тянуло хоть краем глаза взглянуть на чью-то творческую кухню.

В мастерскую мы зашли с любо­пытством и благоговением. Воздух в ней был пропитан духом творчества и запахом красок вперемежку с парами спиртного. К стенам были прислоне­ны незавершенные картины, покрытые слоем пыли. На полу были разбросаны тюбики с краской и куцые кисточки с изгрызенными черенками. На столе стояла массивная пепельница, пол­ная окурков. И это все называлось «художественным беспорядком»! По аскетичной обстановке помещения и кислому выражению лица художника нетрудно было догадаться, что он не избалован заказами, и писал карти­ны в основном для собственного удо­вольствия. И то только тогда, когда удавалось выклянчить у кого ни- будь холст и краски. Зная это, мы в качестве подарка прихватили с собой пару за­грунтованных холстов и набор красок.

Узнав причину нежданного визита, художник успокоил нас:

— Не вижу повода для расстройства. У знаменитого пейзажиста Шишкина, который мог прорисовать на своих картинах каждую травинку и хвоинку, при создании полотна «Утро в сосно­вом бору» никак не получались медве­ди. Их помог нарисовать Савицкий. Вот так-то! Вашу клячу тоже прорисуем.

Пока виртуоз под моим присталь­ным взглядом набрасывал очертания лошади, Вася крутился вокруг полотен, потом, приставив палец к щеке, с ум­ным видом пробормотал:

— Вполне приличные картины,довольно таки колоритные… Мне, например, нравится вон та аб­стракция, — показал он на полотно с хаотично разбросанными цветовыми пятнами и линиями.- Почему не прода­ешь свои работы?

-Это не абстракция, — поправил его художник,не отрываясь от работы, — это фанера, о которую я вытираю гряз­ные кисточки.

— А вон там висит «Черный квадрат» Малевича? – ни чуть не смутился Вася.

— Нет. Это копия картины Альфонса Алле. Называется «Битва негров в глу­бокой пещере тёмной ночью». А реали­зовать картины я пытаюсь, только мне постоянно не везет. Вон тот портрет ге­нерала, например, не успели забрать. Посадили его. А этот, на котором изо­бражена молодуха с диадемой на го­лове, заказал один типус. Тоже пропал. Не заходит, и на звонки не отвечает, гад. Поди разбогатей тут!

— Вот наглец! – искренне возмутился Рашид. — Может я попробую до него до­звониться?

— Попробуй. Координаты найдешь на обратной стороне холста, — буркнул мастер, безнадежно махнув рукой, мол, бесперспективное это дело.

Рашид набрал номер телефона.

— Алло, здравствуйте, я могу пого­ворить с Нариманом Леоновичем?… Придет поздно? А вы, извините,кто ему, жена? Дело в том, что ваш суже­ный заказал портрет гламурной дамы в диадеме, и до сих пор не выкупил его… Откуда я знаю, чей портрет? Наверное, ваш!

Рашид положил трубку, и с видом победителя посмотрел на нас.

— Сейчас приедет! — произнес он, до­вольный, что хоть чем-то удалось по­мочь незадачливому товарищу.

Вскоре ввалилась атлетически сложенная мадам с мощной спиной, накаченными бицепсами и походкой статуи. Взглянув на портрет, она за­стонала. Сначала тихо, потом громко и яростно.

— А я-то удивляюсь, с чего это мой муженек стал часто навещать люби­мую тетю и перестал носить дырявые носки! Дома мышь в холодильнике по­весилась, а он транжирит деньги на эту гадину. Ну, трухлявый пень, плохо же ты знаешь свою жену Сулико. Погоди, доберусь я до тебя!

Потом она повернулась к нам и за­орала:

— И вы тоже подонки, такие же кобе­ли, как и он!

Вася не выдержал оскорбления и огрызнулся:

— А ты, буйволица, давно смотре­лась в зеркало? На такую рожу, как у тебя, впору огуречные кружки лепить… Мым-м- ра!

Ой, напрасно он распустил язык! Рассвирепевшая женщина запустила в обидчика пепельницей. Вася успел пригнуться, а я в аккурат стоял за ним и не успел увернуться. Потом она обозвала соперницу по деревянному – сучкой, разорвала ее портрет в кло­чья и, прежде чем исчезнуть, разнесла мастерскую на атомы, нанося удары кистями рук, локтями и интимными ор­ганами. Не успели мы опомниться, как «художественный беспорядок» пре­вратился в сущий бедлам.

Увидев этот бардак мы, виновато потупившись, предложили художнику помочь в наведении порядка.

— Нет, нет!Упаси боже! – испуганно замахал он руками. — Вы уже помогли. Спасибо.

В общежитии Вася перевязал мой глаз майкой и, цокая языком, участли­во выговорил:

— Ты приляг, отдохни, испей водички, а этот медяк приложи к фингалу под другим глазом. Может рассосется. А завтра пойдем к окулисту.

Утром, топая по коридору поликли­ники, Вася проворковал:

— Повезло, что эта мегера не хлопну­ла тебя по ушам. Лучше жить с одним глазом, чем остаться глухим на всю жизнь, как Бетховен.

Вдруг распахнулась дверь хирурги­ческого кабинета, и оттуда вышел муж­чина средних лет с повязкой на глазу, как у пирата. Одна рука у него была за­гипсована. Через приоткрытую дверь кабинета донеслось:

— Нариман Леонович, извините, мы забыли записать в медицинскую кар­точку кем вы работаете.

— Тренером по карате, — произнес мужик сквозь зубы и, припадая на одну ногу, поковылял дальше.

Услышав знакомое имя, мы покати­лись со смеху, а Рашид жалобным го­лосом затянул песню:

Я могилу милой искал,

Сердце мне томила тоска.

Сердцу без любви нелегко.

Где же ты, моя Сулико?

А вот декан, увидев картину, пришел в восторг. Особо теплое чувство у него вызвала кобылка с веселой мордой. При этом никто не обратил внимания на то, что это божье создание было без одной ноги. Видимо, спасаясь от летя­щих предметов, художник залег на пол мастерской, и со страху забыл при­рисовать лошади четвертое копыто. В знак благодарности за картину декан одарил нас направлением в студенче­ский профилакторий. И то хорошо. Как никак — экономия на харчах.

Запасной парашют

(Из серии «Я, Рашид и Вася»)

Сегодня мне невероятно повезло: наконец-то удалось достать билеты на нашумевший документальный фильм «Воспоминания о будущем», посвя­щённый космическому происхожде­нию людей. Случайно проходил мимо кинотеатра «Зирка» и обнаружил у би­летной кассы худую очередь. Не более ста человек. Вот и пристроился им в хвост. Вскоре, зажав в руке заветные билеты, я помчался в общежитие, что­бы порадовать друзей. Узнав, откуда я прибежал такой взмыленный, Вася ох­ладил мой пыл:

— Все в небесах витаешь? В кино, видите ли, потянуло его! А кто вместо тебя завтра сдаст экзамен по теории машин и механизмов, гуманоид что ли? Я что, за всех вас должен отду­ваться?! Хватит дурью маяться, лучше помоги систематизировать бомбы, а в кино мы в другой раз сходим.

«Бомбами» у нас назывались стан­дартные листы бумаги с заранее на­писанными на них ответами на экза­менационные вопросы. Достаточно было лишь уловить момент, когда пре­подаватель отвлечется, и подменить чистый лист бумаги на столе уже на­писанным листом. Недостатком «бом­бы» являлась большая трудоемкость подготовительной работы и увесистая пачка исписанных листов, которую надо было где-то спрятать. Обычно их закладывали в карман, пришитый ко внутренней стороне пиджака.

Я чуть не заплакал от обиды:

— А куда теперь прикажешь билеты деть?

— Рашиду отдай, — посоветовал Вася — он у нас хозяйственный. Толкнет би­леты по спекулятивной цене и запа­сется спичками, солью и керосином на случай войны. И колбасы прикупит. Времени у него достаточно — экзамен он уже сдал. Ты же любишь колбасу?- ехидно спросил Василий.

А то! Это был удар ниже пояса, и я сдался.

— А где он сам?

Вася кивнул головой в сторону, мол, «там». «Там»- это на балконе, где Ра­шид, уединившись, перечитывал пись­ма своей зазнобы. Что в них было на­писано он никогда не рассказывал. Да нам это и не надо было. Содержание посланий мы угадывали по выражению лица влюбленного, на котором отра­жались все эмоции и чувства.

— Ладно. Помочь тебе, конечно, по­могу, — скрепя сердце согласился я, — но лично мне шпаргалеты не нужны. К экзамену я почти готов.

— Вот именно — «почти»! Твоя са­моуверенность и беспечность меня удивляют, ей богу! А вдруг попадутся вопросы, ответы на которые не зна­ешь? Что тогда,амба? Впрочем, по­ступай как хочешь, но разумнее было бы пойти на экзамен в моем пиджаке, начиненном бомбами. Шпаргалки вро­де запасного парашюта: знаешь от­вет — приземлишься благополучно, не знаешь – дернешь кольцо запасного. Стратегия. Понимать надо, деревня!

Утром, облачившись в пиджак Васи, который был для меня несколько ве­ликоват, я пошел в институт. Не увидев нервно снующую толпу студентов воз­ле двери экзаменационной аудитории, я удивился. Оказалось, что все уже от­стрелялись. Остался я один. Робко от­крыв дверь, я втиснулся в помещении. За столом сидел доцент и поверх очков просматривал экзаменационную ве­домость. Увидев меня, доцент сначала протянул руку за зачетной книжкой, потом внезапно побагровел и гневно указал на дверь:

-Вон отсюда, шарлатан!

Я выскочил как ошпаренный, не по­нимая в чем дело. С какой это стати он обозвал шарлатаном, ведь я ни едино­го слова не успел вымолвить? Теперь мне не видать стипендии как своих ушей! Такой исход событий наш стра­тег не предусмотрел. Ни основной, ни запасной парашют не сработал.

В расстроенных чувствах я побрел в студенческую столовую. При стрессе у меня всегда или аппетит разыгры­вался, или тянуло ко сну. Набрав еды, я отыскал взглядом самый дальний стол, поставил на него поднос и отпра­вился за ложкой. Вернувшись увидел за своим столом того самого доцен­та, который только что погнал меня с экзамена поганой метлой. «Вот гад, — подумал я — чего это он прицепился ко мне? Мазохист что ли, получающий удовольствие от унижения ближнего?» Разозлившись на него, я рывком при­двинул к себе поднос с тарелками и неистово заработал челюстями. Пока уплетал, доцент ни на миг не сводил с меня свои узкие злые глаза, то и дело удивленно поднимая и опуская срос­шиеся на переносице брови. При этом противно чмокал нижней отвисшей гу­бой, перебивая аппетит. Вдруг он вско­чил на ноги и, пожелав мне приятного аппетита ушел, буркнув, чтобы утром пришел на пересдачу. «Ну и слава богу, что ушел. Скатертью дорога»,- поду­мал я, и принялся отскребывать остат­ки сметаны со стенки стакана. Вдруг меня как током ударило: ни салат, ни зразы, ни тем более сметану я не брал. Такое барство мне было не по карману. Откуда же взялись яства? Озадаченно посмотрев по сторонам я на соседнем столе обнаружил свой поднос с поло­виной порции горохового супа и стака­ном киселя. Получается, что я сожрал обед доцента?! Теперь уж мне точно хана!

***

Утром я, упершись в пол глазами, протянул преподавателю зачетную книжку.

— Извините за вчерашнее, -промям­лил я,- деньги верну….Со стипендии.

Он расхохотался и одним росчер­ком проставил в зачетку пятерку. Ви­димо, пожалел голодного студента. Потом добавил:

— Да ладно, не расстраивайтесь, вы не уникальны в своем роде. Сегодня вот прогнал еще одного студента, оде­того точно в такой же пиджак, какой был на вас вчера. И у него, как у вас, кармашек для бомб был пришит белы­ми нитками, причем стежки были вид­ны поверх полы пиджака. Терпеть не могу бездельников! Вы с ним, случай­но, не знакомы? — хитро улыбнувшись закончил он.

«Да уж, знаком! — удрученно поду­мал я. — Во всяком случае пиджак один на двоих. А препод этот не такой уж и противный. И улыбка у него добрая. И глаза».