Мир не может существовать без сияния звезд

В Новом Завете от Иоанна (Святое благословение) говорится: «… пророк не имеет чести в своем отечестве». Мы привыкли произносить (наверное, для благозвучания) – нет пророка в своем отечестве. Эти слова передаются из уст в уста многие тысячелетия, не подвер­гаясь ни «реконструкции», ни «рестав­рации», ни сомнению или отрицанию… Следовательно, это Истина? Сколько великих граждан рождалось на Земле. И громкие деяния многих из них и име­на их уходили в небытие. И это Истина.

А сколько мудрых, талантливых лю­дей осчастливили собой, своим трудом Дагестан и восславили его трудолюби­вый народ. Их имена мы вспоминаем от случая к случаю. И печально то (более того – трагично), что нынешняя моло­дежь, особенно дети, рожденные в ли­хие девяностые годы, не только не зна­ют их, но и не желают знать. Не знают Пушкина и Ньютона, Герцена и Архиме­да, Гончарова и Микеланджело, Грибое­дова и Эдисона, Шолохова и Эйнштей­на… Поистине верно сказано для всех будущих тысячелетий: Нет пророка в своем отечеств».

Немало умных, о нет – умнейших людей, талантливейших, обогащали свой ум знаниями, накопленными че­ловечеством. И удивляли, изумляли, поражали мир своими открытиями, изобретениями, творениями. Попы­тайтесь вспомнить их. А мы вам напом­ним лишь о двоих из них, родившихся в горах и занявших достойное место в ряду гениальных, прославленных лю­дей мира сего. (Вот только недостойно нам вспоминать о них лишь от случая к случаю). Два хунзахца — Расул Гамзатов и Шамиль Алиев. Вскормленные плода­ми хунзахской земли, напоенные водой хунзахских рек и родников. Великий ли­рик и гениальный механик-математик, поэт с мировым именем, ученый с ми­ровым именем.

О Шамиле Алиеве республикан­ские газеты писали еще много лет на­зад. Но вот недавно о нем напомнила центральная пресса: журнал «Русский репортер» разразился великолепным репортажем своего спецкора Марины Ахмедовой (московская журналистка) и по телевидению был показан удиви­тельно теплый и мудрый фильм петер­буржского кинодокументалиста Вале­рия Татарова. В этих работах Шамиль Алиев предстал перед нами не только как крупнейший ученый, но и как му­дрец, познавший истинный смысл жиз­ни и бытия. О нем вспомнили россияне. Не ошибусь, если предположу – в связи с юбилеем. А куда смотрим мы? Какие глобальные задачи решаем? Не можем никак уразуметь, что глобальнее чело­веческой души нет ничего. Все осталь­ное – химера или пустота.

Расул Гамзатов. Отмечаем девяно­столетие со дня его рождения.

Чем же прославились эти два даге­станца и почему старшее (в основном) поколение наших людей гордится ими?

Шамиль Гимбатович Алиев – доктор технических наук по военной технике, профессор прикладной математики, академик Российских Академий космо­навтики и прикладной математики, за­служенный деятель науки Российской Федерации, лауреат Государственной премии Росси за достижения в области обороны, обладатель золотых медалей имени Келдыша, Циолковского, Бар­мина. Генеральный конструктор В.П. Бармин писал о нем как о «восточном феномене», а агентство «Аллен-пресс» представляло его аналитические и цифровые технологии всему миру.

Расул Гамзатович Гамзатов – Герой Социалистического труда, лауреат: Ленинской премии, Государственной премии СССР, Государственной пре­мии России, Государственной премии Дагестана, премий имени Махмуда, Ба­тырая, а также международных премий и отличий: «Лотос», имени Христо Бо­тева, с вручением медали, имени Джа­вахарлала Неру, итальянской премии «Поэт XX века», Золотых медалей име­ни Михаила Шолохова и имени Алек­сандра Фадеева. Награжден четырьмя орденами Ленина, тремя орденами Трудового Красного Знамени, ордена­ми Октябрьской революции, Дружбы, «За заслуги перед Отечеством» третьей степени, десятками медалей. Послед­ней его наградой стал орден Андрея Первозванного, врученный ему Пре­зидентом Российской Федерации В.В. Путиным.

Его книги переведены на английский, французский, немецкий, испанский, итальянский, турецкий, арабский, бол­гарский, чешский, польский, венгер­ский, румынский, албанский, корей­ский, китайский, бенгальский, урду, фарси, финский, шведский, японский, монгольский, якутский, татарский, башкирский, и на все другие языки ре­спублик бывшего Советского Союза.

Шамиль Алиев – Академик. Расул Гамзатов – Патриарх поэзии. Знали ли они друг друга? Безусловно, не могли не знать. Вот мы и решили отвлечь Ша­миля Гимбатовича Алиева от «зануд­ных» математических проблем и задач и расспросить подробно о дружбе двух мудрых горцев. Кому, как не ему, лучше других знать характер, душу великого лирика. К тому же они оба хунзахцы.

Хунзах родина многих замеча­тельных людей, выдающихся лич­ностей. В одно и то же время там когда-то жили такие крупные лично­сти, как Расул Гамзатович Гамзатов и Шамиль Гимбатович Алиев. Где Вы встретились с ним, с какого времени начали дружить?

− Я вырос в семье, где поэзия и сло­во ценились высоко. Вообще в горах сила слова была преобладающей, не требовались печати, подписи, свиде­тели. Только Слово! Сначала я зачиты­вался произведениями Гамзата Цада­сы. А позже познакомился с Расулом Гамзатовым и тоже благодаря поэзии. В наших с ним беседах мы никогда не говорили ни о фондах, ни о деньгах, ни о бытовых проблемах. Всегда только о стихах. Однажды я сказал ему, как силь­но люблю поэзию Евтушенко и Возне­сенского. Он переспросил:

– Ты действительно любишь их стихи?

– Да, я даже перевожу их стихи на аварский.

– Какие строчки в их стихах трога­ют твое сердце и разум?

– Каждый день разные. Как и ваши стихи − сегодня одно меня волнует, зав­тра другое «съедобно». Нет ни одного стихотворения, которое я бы «грыз» десятилетиями. Из тех стихотворений, что я переводил на аварский язык, есть например такие памятные мне строчки Евтушенко:

Меняю славу на бесславие, и в пре­зидиуме стул

На место теплое в канаве, где хоро­шенько бы заснул.

И там, в лужайке, с псом лишайным, в такой приятельской пыли

Я лежал бы и лежал бы на высшем уровне земли.

Да… Все наши беседы мы посвяща­ли поэзии. И не только его поэзии, но и поэзии Гамзата Цадасы, других из­вестных и неизвестных миру поэтов. Чем больше длилась наша дружба, тем яснее становилось, чего мне хочется от поэзии. Сначала поэзию многие любят в «пушистом» возрасте, потом заду­мываются: «С какой точки зрения меня волнуют стихи?» Меня поэзия волно­вала с точки зрения влияния. Нравится хорошее стихотворение для настрое­ния − это одно, для пения − это другое, а для мировоззрения − это принципиаль­но иное. Вначале люди воспринимали мир через фантазии, потом художники начали его изображать, затем и по­эты стали расписывать мир. Фундамен­тальная же наука совсем недавно при­ступила к этому процессу, всего триста лет тому назад, поэтому требовать от науки очень многого, может быть, и не стоит.

Вообще вся поэзия мистична и транс­цендентна, поэтому требовать от по­эзии реальности бессмысленно. Это очень абстрактная область, такая же абстракция, как и та, что в точных на­уках. Там идут неожиданные сравнения, которые никакого отношения, казалось бы, к реальности не имеют. Страсти, проявляемые в момент поэтического накала, − это одно. Но ведь и в точных на­уках страсти выражаются не менее ярко. Однажды в МГУ собрались физики, ма­тематики, поэты и писатели. Их спроси­ли, может ли кто-нибудь из них сочинить такой стихотворный куплет, который как бы сведет с ума сидящих в лекционном зале? Все сдали листки с написанными строками без указания своих фамилий, и первое место занял такой куплет: «И всюду явный ты, и всюду тайный ты. Куда бы ни смотрел, это всё ты…». Заинте­ресовались: кто такое написал? Оказа­лось, физик. А кому посвятил, спраши­вают его, даме сердца, наверное? Нет, отвечает он, электромагнитным волнам! «Как это?» – «Но ведь они повсюду, хоть и глазу невидимы».

Страсть к электромагнитным волнам, страсть к познанию Вселенной, страсть сосчитать число звезд на небе, погру­жаться в океанские глубины всесильна. Вообще говоря, высокая цель науки за­ключается в управлении своим созна­нием. Каким образом? На первом этапе устраняя свои ошибки. На 40 тысячах листов я записал свои ошибки, про­махи, недочеты. В каждые из них я до смерти влюблялся. Влюбляться в свои ошибки означает расставлять сети са­мому себе до тех пор, пока очередной раз не попадешь в них, совершив ту же ошибку, и потом уже ты не повторишь ее никогда. У меня такое впечатление, что нет ни одной ошибки, которой бы я не совершил, и нет ни одной ошибки, которую я бы допустил дважды в своей жизни. Говорят, в святых книгах напи­сано, что если ты исправил одну свою ошибку или промах − десять тебе авто­матически списываются.

По поводу ошибок я как-то спросил у Расула Гамзатовича: «Что Вы делаете с черновиками?» Он ответил: «Я их даже не рву, я их сжигаю». «А я их собираю», сказал я.

Был в наших отношениях такой эпи­зод. Он показал мне какие-то письма, жалобы и спросил: «Как думаешь, что мне с ними делать?» Я ответил: «Их можно вставить в очередную книгу вместо предисловия, потому что люди должны знать, в каких условиях вы ра­ботаете. Сделаете это?» – «Нет, что ты», ответил он.

Зачем мы этим занимаемся? Чтобы защитить свою душу от невыносимого быта. Это не означает, что ты ненави­дишь внешний мир, но ты должен ста­раться быть независимым от него.

Мне кажется, Расулу с неба шепта­лись некоторые его строки. Я ощущаю с его уходом сиротство, я духовно рыдаю и думаю, что это ощущение уже никогда меня не покинет. В священных книгах я учился читать о жизни лица. Лицо быва­ет разным: добрым, больным, спортив­ным, злым. Оно помогает определить вместимость человека. Выстрадан­ность должна быть в лице. И я вспоми­наю Расула Гамзатовича, когда говорю о жизни лица. Он мне рассказывал: «Когда я был в Африке, в какой-то мо­мент почувствовал, что умираю. Вдруг какие-то силы меня вернули к жизни, и первое лицо, которое я увидел, было негритянским. Я восхищался им… Это была конструкция Бога!»

Вспомните лицо Расула Гамзатова, когда он шел на трибуну… Он делал это так, как идут в наступление, словно во­евал…

Чего ему не хватало, лично ему? Вре­мени. Я как-то спросил его: когда вы пишете? Он ответил: когда мои друзья спят. Он изматывал себя беспощадно. Жизнь и стихи рвали его на части. У него есть много произведений, где он пишет, что мечтает написать когда-ли­бо хорошее стихотворение.

В мировой поэтической элите он, не­сомненно, яркая личность. Люди, как звезды на небе: их много, но каждая из них не уклоняется от своей орбиты. На мировом поэтическом небосклоне он останется сиять навечно.

Он очень любил поэтические вечера. Я как-то сказал ему, что хочу провести семинар, где будет всего 10 человек. Тогда он задал вопрос:

– Как будет называться семинар?

– Одиночество, – ответил я.

Это была специальная задумка. Есть просто одиночество, есть зачтенное за облаками одиночество, когда силой своих переживаний ты смог крепко устоять на бетонной опоре и головой уйти в заоблачные высоты. Чем выше орбита, тем точнее выберешь позицию в жизни, которая называется еще абсо­лютный высший разум. Если позиции нет, то тебе ее навяжет улица, власть, деньги, и ты превратишься в большин­ство. Дорога к абсолютному высшему разуму зиждется на трех основах вере, воле и выборе. Вера не сама по себе, а подкрепленная умом. Воля способ­ность на этой платформе выбрать.

Восточные мудрецы говорят: если за свою жизнь ты не нажил себе ни одного врага, ты плохо прожил жизнь. У Расула Гамзатова были вра­ги, завистники, недоброжелатели?

– Я на этот вопрос уже отвечал, что пятен на солнце не ищу. В Японии гово­рят, что неприятность дважды неприят­на, один раз, когда она случается, вто­рой раз, когда о ней говоришь. Эту сто­рону его жизни я не знаю. В этом плане не считаю, что восточная мудрость гласит буквально, что врагов надо на­живать. Гораздо больше на меня влияет восточная мудрость, которая говорит стихами русских офицеров:

Прозорливее ставь прицелы,

Если будущность вам дорога,

Вы должны, господа офицеры,

Завоевывать сердце врага.

Восток всегда славился тем, что враг должен был быть пленен каким-то тво­им жестом. Есть круг людей, с которы­ми быть в напряжении всегда хорошо. Я сторонник того, чтобы вражески на­строенных людей сделать добрее не с помощью хитрости, но с помощью уступчивости.

У нас часто возникали разногласия, случалось, что и ссорились, но когда его не стало, я ощутил сиротство по полной программе. По моему личному убеждению, с человеком, с которым нет ругани, нет и отношений.

Как относился Расул Гамзатович к Вашим работам?

Он их не читал, но я уверен, он верил: то, чем я занимаюсь, это абсолютно полнокровная страсть.

Не все наше дагестанское обще­ство, включая аварское, знает, что Расул Гамзатов родился не в Цада и не в Хунзахе. А вы знаете где?

Он родился в Арадирихе. Я был там, и жители показали мне дом, где он ро­дился.

– Ко мне как-то пришел Максуд Зай­нулабидов, принес статью о своем «от­крытии», и говорит: не знаю, как быть. Я звоню Расулу Гамзатовичу: «Максуд установил, где Вы родились. Боится, что Вы поругаете его. Публиковать?». «Публикуй», согласился он и тихо за­смеялся.

Его отец был там дибиром, и они жили в этом селе.

– У Вас много друзей среди ученых не только в России, но и за границей. Как слово Расула звучало там? Знали ли они его?

– Когда мы встречались, мы гово­рили о звездах, о кораблестроении и т.д. О стихах Гамзатова больше всего любил вспоминать академик Яков Па­новка, очень сильно поэзию Фазу Али­евой любит Константин Борисенко. Он может читать ее стихи часами. Я вам так скажу: в кругу фундаменталистов не принято говорить об отдельных людях, принято говорить о влиянии на мир. Со временем даже Эйнштейна будут вос­принимать не как человека, а как сте­пень его влияния на мир.

У каждого человека своя цель: у Вас своя, у писателя другая. Но вечной це­лью людей остается «звон монет». Как от этого избавиться?

Бороться с невежеством полицей­скими методами невозможно, стучать по лбу и заставлять бессмысленно. Ценности надо воспитывать в детях игровыми методами, а борьба с неве­жеством может происходить только с умом. У каждого ведь ценность с при­целом на высший разум. У людей долж­на быть личная ответственность перед тем, кого воспитают из наших детей.

Я установил стипендию детям из сво­ей зарплаты, и ко мне как-то пришли родители одного ребенка и говорят: а мы не нуждаемся в вашей стипендии. Я им отвечаю: я же даю эту стипендию не как нуждающимся и он ведь, когда ста­нет профессором, тоже будет помогать детям, которые стремятся к знаниям.

Годы пройдут, десятилетия, что оста­нется от поэзии Расула? Может быть, только «Журавли»?

Как следует его поймут через 100 лет. Будут новые возможности то, о чем я говорил, сжатие информации. Ана­лизировать творчество, способности переработать информацию у челове­ка становится все меньше и меньше. Способности к ясности и глобальности мышления это то, чего пока нет у че­ловека. Когда она возникнет, откроется новый канал связи. Думаю, что интерес к творчеству сохранится, но на принци­пиально другом уровне.

И снова вернемся к словам Иоанна: «… пророк не имеет чести в своем от­ечестве». Но ведь миллионы людей чтут сегодня Иисуса Христа, Мухаммада, Александра Пушкина… Мир не может существовать без сияний звезд и духа Вселенной.

Феликс Бахшиев