Многолетняя дружба связывала Сулеймана Стальского с Эффенди Капиевым, которого он называл Габибом, написавшим широко известную книгу-новеллу «Поэт», прототипом которой стал Стальский.
В ней Капиев писал:
«В далеких горах Дагестана есть аулы златокузнецов, канатоходцев, лудильщиков. Как ни странно, есть в Дагестане и аул поэтов. В этом ауле почти в каждом доме живёт певец. Обыкновенный певец, прежде чем начать песню, спрашивает у народа, какую песню петь: о любви или ненависти, о радости или печали? Народ просит певца петь о любви, но так, чтобы там была и ненависть; петь о ненависти, но так, чтобы там была и любовь; петь о печали, но так, чтобы там была и радость; петь о радости, но так, чтобы там было хоть немного грусти. Эти требования, которые веками предъявлял маленький дагестанский народ к своим ашугам и певцам, и определяют сущность и характер настоящей, большой поэзии. Без боли, без радости не рождаются стихи и поэмы. Одной и той же иголкой шьют в горах и свадебные платья, и саван. Так и перо поэта должно передать все чувства сердца».
Эффенди Капиев дает не просто портрет Сулеймана Стальского, но поднимает такие вопросы, как поэт и время, поэт и народ, личность и общество. Капиев признается в начале повествования: «Это цикл этюдов, написанных с натуры. Автор поставил перед собой дерзкую задачу: показать через поэта прозу жизни, ее течение и будничный колорит…
Увы, постигнута, может быть, одна лишь капля…Но ведь бывает довольно и капли, чтобы ощутить в ней соленый привкус моря…»
Много страниц в книге посвящены творчеству и предназначению поэта, его природе. К примеру, «Бывают разные поэты, как и почва!», «говорящий сеет, слушающий жнет», «хорошие слова растут на высоких деревьях, а их нужно выращивать. Поэт тот, кто многоопытен и молод душой. Его любовь должна быть щедрой, как солнце летом (ветви сада цветут под солнцем), его ненависть должна быть яростной, как река в грозу (корни сада питаются влагой). Без этого заглохнет жизнь и сад души скоро обратиться в пустыню…» В другом отрывке мы знакомимся с размышлениями Сулеймана о поэте: «…разные бывают поэты. И в погожие дни, и на самой плодородной почве из одного и того же цветка змея добывает яд, пчела добывает мед…»
Сулейман рассказывает, как он впервые увидел бродячих певцов – ашугов и как заразился от них поэзией. Вот как он признается в этом: «Посреди улицы сидели бродячие ашуги с бубнами в руках и пели песни о соловье, тоскующем о солнце. Ашуги были одеты в лохмотья и пели с закрытыми глазами, будто сквозь сон. Постоял я с народом, послушал. «Черт возьми! Ведь это все давно лежит у меня на сердце. Постойте-ка, постойте!» После этого случая впервые в жизни он начал слагать стихи. И вот отрывок его первого стихотворения:
Ты все поешь в тиши ночей,
Влюбленный в розу соловей,
Откуда знать тебе людей,
Людскую скорбь, людскую боль,
Людской неласковый язык,
Печаль, разящую как штык?
Души моей голодный крик
Пойми, счастливый соловей!
Это стихотворение не похоже ни на одно другое стихотворение про соловья. В ней нет радости любовных утех, но есть неизбывная скорбь бедняка…
Будучи на промыслах в Баку, Сулейман услышал в ночлежке песню, которую исполняли такие же бедняки, как и он. В этой песне пелось о том, как соловей влюбился в розу и роза роняла лепестки. Тут Сулейман подумал: «До соловья ли здесь, когда людям так тесно на земле?»
Мир, мир нужен иной, но где он?..
В интересную форму облачены мысли Сулеймана об окружающем его мире. Он считает мир весами, умышленно сбитыми с толку. На этих весах и днем и ночью обвешивают на кусок хлеба, на аршин бязи, а иногда и на целую жизнь. Поэтому почаще надо проверять свои гири…
Автор замечает: «Сулейман писал, как пахал, налегая всем телом», тем самым подспудно говоря, что творчество поэта неотрывно от его труда. Сулейман говорит о поэте: «Поэт – это ореховое дерево. Покуда есть на его макушке хоть один единственный плод, люди не перестанут швырять в него палки». Под «швыряющими палками» можно подразумевать и доброжелателей, и критиков, и просто хулителей.
Сулейман Стальский говорил Эфенди Капиеву о том, что поэт чем-то должен напоминать волка. А волк, как известно, является символом чести, мужества и бесстрашия в горском эпосе. Так вот он говорил: «Волчий голод и волчья смелость да будут присущи тебе в жизни…»
В своем творчестве Сулейман поддерживается принципа: «Язык – не нога, споткнешься, долго останешься лежать на земле, не в силах подняться».
Сулейман Стальский не раз обращается к поэту, понимая его значимость для настоящего и будущего. Эфенди Капиев зафиксировал и это обращение Поэта Сулеймана к безымянному поэту: «Поэт! Стремись всегда вперед! Пусть ты один и не знаешь дороги: тому, кто впереди видит город, не нужен проводник! Не беда, что за каждым углом тебя будет подстерегать смерть, не беда, что позади остаются лакомства и уют: ты будешь львом! Не оглядывайся! Пусть каждая капля твоей крови рвется вперед. Только вперед. А что касается страха перед случайностями, то поверь мне, что лучше иметь в будущем свинец, чем золото в прошлом и ничего впереди!»
Такими вот словами Сулейман Стальский вдохновляет начинающих поэтов на свершение духовных подвигов. Он говорит, что поэт должен всю свою жизнь учиться у народа: «…ты каждый день, как школьник в школу, начнешь ходить учиться к своему народу. Смеяться его смехом, плакать его слезами, любить его любовью».
Своеобразны и по-своему интересны взаимоотношения Сулеймана Стальского и Эффенди Капиева. Это и отношения друзей, это и отношения земляков, это и отношения наставника и послушника, мастера и подмастерья.
Сулейман постоянно дает Капиеву уроки жизни и литературы. Он говорит: «Дело поэта – такое дело: как река течет! Сегодня кипит и жернова вращает, завтра, обмелев, спит под мостом…»
Эффенди Капиев описывает интересный случай в больнице. Когда в палату входит доктор и делает назначения, Сулейман начинает его упрашивать отпустить его домой. Врач не понимает, куда он торопиться, надо же довести до логического конца лечение. Ну, Сулейман заявляет, что его ждет ребенок. Врач в полном недоумении. Он спрашивает: — Какой еще ребенок? – и тут Сулейман отвечает. – Тот, который, когда в руки берешь – плачет, а положишь на постель – молчит.
— Чунгур? – говорит Габиб.
— Да, — отвечает Сулейман. – Скажи доктору чунгур меня ждет…
Как видим, дороже всего Сулейману-ашугу было не свое здоровье, а любимый инструмент, который он считал своим ребенком. Это говорило о преданности его ремеслу ашуга и великому предназначению Поэта.
Хизри Ильясов,
доктор филологических наук,
профессор кафедры дагестанских языков ДГПУ им.Р.Гамзатова
