Горская история

Из неопубликованной книги Нуралиева Ахмедхана Михралиевича

«Мысли памяти»

(Продолжение)

Серабе проснулась от солнечных бликов, бивших ей прямо в глаза, лучи проникали с верхней пещеры, через трещины в скале. Вход в пещеру располагался на солнечной стороне и поэтому стены ее серебрились и переливались разноцветными полосками разных скальных пород. Цвета переходили один в другой создавая эффект радуги, а белые камни искрились звездочками, слов­но снег на солнце.

Вокруг пахло сеном и утренней росой. Она присела на импровизированном ложе и внимательно осмотрела себя. Платье на ней уже высохло, а босые ноги в ссадинах и царапинах, да еще такие грязные. Ей стало стыдно от этого и она тихонько подтянула их под себя. Подумала при этом «А что бы на это сказала мама? И что было бы с бабуш­кой Белой, при виде ее ног в таком состоя­нии?».

Потом она отбросила эти мысли и ста­ла любоваться красотой пещеры. Вдруг её взгляд уловил прыгающие тени на входе в пещеру. Серабе внимательно присмотре­лась и увидела – змеи, они ползли парно по кругу, поднимаясь по стене пещеры. Ей стало страшно. От страха слова застряли у нее в горле, язык заплетался. Нащупав ру­кой плечо Мюфрина, она стала сжимать его изо всех сил. Мифрин лениво, прищурив глаза от яркого света, посмотрел на Серабе, улыбнулся и с юмором произнес:

— Время завтракать, сейчас я закажу пиц­цу с мясом и грибами прямо в нашу пещеру!

Потом проследил взгляд испуганных глаз Серабе и увидел сплетенных у входа в пеще­ру змей и спокойно сказал:

— Вот гады, залезли в нашу гостиницу.

Но видя страх в глазах Серабе, нежно взял ее за руку и объяснил:

— Не бойся. Это водяные ужи. Они не ядо­витые. Немного повеселятся и сами распол­зутся.

Для пущей убедительности, он спрыгнул с уступка скалы, взял пару змей и запустил их себе за пазуху. Серабе при этом от страха закрыла глаза, а когда открыла их, змей как будто и не было. Мюфрин подошел к Серабе и помог ей спуститься со скалы.

— Давай, спустимся к реке и умоемся, — предложила Серабе.

— нет, — ответил Мюфрин и продолжил, — сейчас мы немного пройдем вперед, там бу­дет овраг, с примыкающей к нему красивой цветочной долиной и веселым пенистым ручейком. Вот там, мы умоемся и напьемся водой.

— А когда мы доберемся до дома твоего дяди, — спросила Серабе.

— Думаю к обеду, мы уже будем там, а ве­чером ты прилетишь в своей город белых ночей – ответил Мюфрин.

— А как называется город, где живет твой дядя?

— Щеки.

— Никогда не слышала о таком.

— Это старинный город, в нем есть хан­ский дворец.

— Красивый город, ты там бывал?

— Несколько раз. Я гостил у дяди Алу в лет­ние каникулы. Город очень красивый, о нем даже пишут в восточных сказках. Если у нас останется время до твоего вылета, я пока­жу тебе Ханский дворец. Серабе посмотри на горизонт, вон видишь этот горный нос. Мы обойдем его, а потом начнется озерная долина. Это каскад озер, они как терра­сы , одно выше другого. На нашем пути мы встретим пять озер, одно красивее другого. В народе существует много легенд о них. Одни говорят, что озера связаны с Каспий­ским морем, а другие – что видели в них красную анаконду.

— Мюфрин, давай побежим. Я хочу побы­стрее обойти этот горный нос, — со смехом она схватила руку парня и легко побежала по земляной тропинке, истоптанной овца­ми, идущими на водопой, не обращая вни­мания на боль в израненных ногах.

Когда они добежали до оврага, перед глазами Серабе открылся новый красоч­ный мир. От изумления она открыла рот и вытаращила глаза. У нее просто не было слов, чтобы выразить свое восхищение ве­ликолепной природной картиной. Алым пла­менем охватили склон горы и всю долину огромные, один к одному, маки, как будто постелили алый бархатный ковер. Теребя руку Мюфрина, она воскликнула, — смотри, смотри миллион алых маков, много мил­лионов, — продолжая громко восхищаться живой картиной, Серабе побежала по ма­ковому полю, играя с лепестками маков. А Мюфрин бегал от цветка к цветку и собрал целую охапку маков. Потом смешливо тор­жественно преподнес ее Серабе. Счастли­вая Серабе почувствовала себя актрисой на сцене и запела нежным голоском:

— Триллион, триллион алых маков милый Мюфрин даришь мне!

Мюфрин сиял от счастья. Им вдвоем было весело и радостно. Они забыли все осталь­ное: об урчащих от голода желудках, о ноч­ном холоде в пещере, о боли в израненных голых ногах и наконец, по какой причине они оказались здесь. В данный момент для них существовала красочная маковая долина, растянувшаяся от горизонта до горизон­та, ласковое голубое небо и теплое осле­пительно солнце, греющее своими лучами юные сердца молодых людей.

Их радости не было конца и казалось, вся природа радуется и веселится вместе с ними. На их голоса, к воде, гурьбой при­бежали ягнята и козлята, бодаясь между собой, и подпрыгивая высоко, высоко на задних ножках. Они подбежали к молодым людям и стали бодать их.

— Серабе, ты подними руку и вытяни ее в их сторону, — сказал Мюфрин и показал как надо. И тут же самый ближний козленок боднул его в вытянутую руку. Серабе уви­дела, как нежно ягнята и козлята бодают руку Мюфрина и тоже вытянула свои руки им навстречу. Один козленок подскочил к ней с боку и стал жевать ее платье. Это еще больше развеселило Серабе, — ой какие они милые и красивые. Такие пестрые и все раз­ные, нет ни одного похожего друг на друга, — говорила она Мюфрину.

Раздался свист чабана и маленькое ста­до кинулось к воде, чтобы напиться, а потом дружно бежать на пастбище, в теневую сто­рону долины.

После того как Мюфрин и Серабе умы­лись и напились воды в журчащем ручейке, они решили подойти к чабану.

— Ты его знаешь, — спросила Серабе.

— здесь в горах, свой, чужой, знакомый, незнакомый – не бывает. Все здороваются. Младшие подходят первыми к старшим, — ответил Мюфрин, подходя к чабану.

— Саламу-а-лейкум. Доброго дня, вам уважаемый, — смущаясь, сказал Мюфрин. А Серабе в это время стояла у него за спиной, стесняясь своего вида перед незнакомым человеком.

— И вам молодые люди доброго дня, — с улыбкой ответил чабан, а потом вопроси­тельно продолжил, — вроде бы сейчас не время сенокоса. Что привело вас сюда. Без определенного дела, люди не приходят в маковую долину.

— Мы идем в Щеки к моему дяде Алу и путь наш лежит через перевал, — ответил Мюф­рин.

— Знаю твоего дядю Алу. Хороший добрый человек. Он всегда помогает и деньгами и советом нашим людям, тем, кто оказывает­ся в беде, за перевалом. Вот, что сынок, ты передай ему огромный салам от меня.

— От кого, от вас, — смущенно спросил Мюфрин.

— Он меня хорошо знает, он мой кунак за перевалом.

— От кунака привет передать, -улыбаясь сказал Мюфрин

— Да, у него десятки кунаков в горах.

— Так, от какого кунака, привет то пере­дать!? – продолжая улыбаться, переспросил Мюфрин.

— Как это, от какого кунака!? От Бекира, конечно, — удовлетворенный беседой с юны­ми гостями, весело сказал чабан, — а теперь молодые люди пойдемте ко мне, на кутан, я вас завтраком угощу. Вижу, вы собрались в такую дальнюю дорогу, а руки у вас пустые и ноги босые. Да и смотрю, девушка покашли­вает. Наверное, простудилась.

— Дядя Бекир, мы пойдем, — стеснительно произнес Мюфрин.

— Голодными я вас не отпущу. Нельзя на­рушать традиции наших предков. В горах путника надо накормить, обуть, одеть, а за­тем достойно проводить в дорогу, -настави­тельно сказал Бекир, приветливо похлопав Мюфрина по плечу, а потом обратился к Се­рабе, — доченька не стесняйся, пойдем.

Кутан был рядом, всего в пяти минутах ходьбы. Он располагался на солнечном берегу веселой речки. Жилище чабана было выстроено из камня, арочным мето­дом: только из камня без применения рас­твора, дерева, гвоздей. Столом и стульями служили плоские камни. Такое, Серабе ви­дела впервые и по началу, ей показалось, что она находится в пещере первобытных людей.

Дядя Бекир взял ведро воды, побрызгал каменный стол, протер его ветошью и стал сервировать. На столе стали появляться тонкие хлебные лепешки «юхо», овечий сыр, кефир, магыш (сушеный творог), вареное мясо. Затем подал молодым людям дере­вянные ложки и весело потирая руки, с до­вольным видом сказал:

— Угощайтесь, не стесняйтесь.

Мюфрин сразу приступил к привычной для него еде, а Серабе, как мышка, двумя пальчиками отламывала от лепешки «Юхо» и жевала.

— Ешь хорошо. Нам долго идти, — сказал Мюфрин.

— Не стесняйся доченька. Ешь, ешь мясо. В дороге путник должен быть сытым –под­держал Мюфрина Бекир.

После трапезы Бекир снарядил их в доро­гу. В холщевой сумке лежали сыр, лепешки «юхо», мясо. А также дал им свои запасные чарыки.

— По очереди одевайте на перевале, бе­регите ноги. Постарайтесь перейти перевал до полудня, не задерживайтесь. Погода на перевале непредсказуема, после полудня она может резко ухудшиться, — давал моло­дым людям наставления Бекир.

— Хорошо дядя Бекир, спасибо вам за го­степриимство, еду и чарыки Мы обязатель­но последуем вашим совета, — поблагодари­ли его Мюфрин и Серабе.

После прощания с добрым человеком и с сытым желудком, идти им стало легко и ве­село. По мягкой почве альпийских лугов и среди алых маков, они, наперегонки, пробе­жали красочную долину.

— Хороший человек, дядя Бекир, помог нам без всяких вопросов, — весело сказала Серабе.

— В горах люди не спрашивают ни имени путника, ни род его занятий, ни куда держит путь. Если путник посчитает нужным, он сам обо всем расскажет. На вот надевай на ноги, — вытаскивая из холщевой сумки чарыки, сказал Мюфрин.

— Я впервые вижу такую обувь. Как их на­девать?

-Ты садись и подними ногу. Я сам их тебе надену.

— Какую ногу поднять?

— Любую. Давай сначала правую.

Серабе села на камень и вместо того, чтобы поднять ногу она опустила глаза и от­вернулась.

— Ну, и где же твоя нога, — с улыбкой на гу­бах произнес Мюфрин, держа в руке чарык — и как, скажи мне пожалуйста, я его надену на твою ножку.

— Мне неудобно. Ты возишься со мной, как с маленьким ребенком, — тихо произнесла Серабе, — давай я сама попробую. Как полу­чится, так и надену.

— Так нельзя Серабе. Если неправильно наденешь чарыки, твои ноги будут в волды­рях.

— Тогда ты надень сперва на свои ноги, а я посмотрю, как ты это делаешь и потом сама обуюсь.

— Хорошо, смотри, Мюфрин стал показы­вать Серабе, как надо надевать чарыки.

После нескольких попыток, Серабе нако­нец справилась с чарыками. Она тут же под­нялась на камень и стала танцевать.

— Они очень легкие и удобные, — весело прокричала она.

— Чабаны в них по горам сутками ходят и ноги их не устают, — сказал Мюфрин, — доли­на уже позади. Теперь надо идти вверх. Ви­дишь, вон уже первое озеро видно.

Начался подъем. По каменистому склону шла узкая тропинка, выдолбленная в старой скале. И идти по ней надо было строго друг за другом и вплотную к стене скалы. Если наступишь ногой на край тропинки, старая скала начинала осыпаться, а внизу обрыв, переходящий в мрачное узкое ущелье, с торчащими, остриями вверх, скальными грядами.

Мюфрин шел впереди, глядя себе под ноги. Он не первый раз в этих краях и хоро­шо знал повадки горных троп. А вот Серабе, было все интересно. Она, наконец, вступила в настоящее царство гор, да еще и в чары­ках. Она с изумлением смотрела вверх на вершину горы, которая уходила в облака. Оглядывалась с сожалением на Красную до­лину, покрытую алыми маками.

Мюфрин, всю дорогу пооглядывал на Серабе, наконец, остановился.

— Ты устала, — заботливо спросил он, по её усталому милому личику, хоть она и старалась всеми силами показать обратное, он понял, что надо отдо­хнуть и сказал, — вот видишь, первое озеро, здесь мы сделаем привал.

Спустившись к озеру, Муфрин уселся на большой гладкий валун и опустил усталые ноги в воду. А Серабе в восторге от уви­денной красоты, подбежала к воде, стала зачерпывать ладонями кристально чистую, ледяную воду и брызгать себе в лицо.

— Какая красота. Вода просто ледяная, как ты выдерживаешь, Муфрин!? – воскликнула она.

— Это же наше озеро, оно меня не холо­дит,- ответил он.

— Ты говорил, озер будет пять. Мы их уви­дим?

— Они находятся в стороне от нашей тро­пы. Но я проведу тебя между озерами, что­бы ты увидела, их красоту. Они словно не­бесно-голубые равнины на земле, — ответил Мюфрин и взглянул на Серабе. от увиденно­го сердце его замерло.

Ласкающий, горный прохладный ветерок, слегка шевелил прямые черные волосы Се­рабе, укрывающие её маленькую, еще деви­чью, грудь и плечи, чуть выше колен трепе­тало легкое платье девушки, а за спиной ее мелькали волны на темно-голубой поверх­ности озера, в которых отражались осле­пительные солнечные лучики. А дальше за ее спиной были видны горные отроги и зуб­цы дальних гор, покрытые вечными снегами. Серабе стояла неподвижно и как будто была вписана в эту дивную картину природы. Она стояла и ласково улыбалась ему и от этого душа его любовной музыкой неслась к не­бесам.

Так, они стояли некоторое время, не отво­дя друг от друга глаз. Потом словно очнув­шись ото сна, Мюфрин медленно подошел к Серабе, взял ее за руку и помог спуститься с огромного валуна, на который она успела забраться. Все еще не отводя от девушки глаз, неожиданно для себя он тихо произ­нес, — Серабе, ты самая красивая девушка на земле.

От услышанных слов, светло-карие глаза Серабе заблестели, она нежно высвобо­дила свою руку из рук Мюфрина и плавно, словно лебедь плывет по воде, пошла вдоль берега озера, легко перепрыгивая с камня на камень, а он тихо пошел вслед за ней.

Дойдя до пирамидки, сложенной кем-то из разноцветных плоских камней. Серабе остановилась. Пирамидка была небольшой, ну наверное высотой с ее рост. Девушка увидела на одном из камней, находящемся в середине, надпись и сказала:

— Смотри Мюфрин, а здесь что-то написа­но.

— Салим – июнь, — прочитал он, — остальное непонятно.

— Смотри сколько этих пирамидок вокруг. Для чего они и кто их строит?

— По-разному. Одни говорят для того, чтобы в тумане ориентироваться, другие, чтобы волки боялись или чтобы узнать пер­вый день весны. А я думаю, что это просто люди, побывавшие здесь, оставляют память о себе.

— А как можно узнать, когда наступит пер­вый день весны? – все не унималась Серабе.

— Видишь окошко, вон на той пирамидке? Когда луч солнца пройдет через окошко, это и будет первый день весны. А до этого дня луч солнца не попадает в окошко.

— Давай, мы тоже, вон на той выступаю­щей скале, соберем нашу пирамиду. Самую высокую и назовем её…, — Серабе, прило­жив пальчик к губе, задумалась.

Мюфрин выручил ее и смеясь сказал, — назовем ее «Серабе»!

— Нет, так нечестно. Мы назовем её,, На­зовем – «Мюфрин и Серабе», — весело за­ключила Серабе.

— Ну, тогда давай собирать камни, — ско­мандовал Мюфрин, как заправский мастер, — сначала ставим плоские черные камни, бе­лые в середину и на макушку.

— Я буду тебе подавать камни, а ты скла­дывай, — сказала Серабе.

— Вот эти кварцевые камни, — сказал Мюф­рин, беря из рук Серабе, небольшие блестя­щие камни, — мы положим на самый верх, солнце будет отражаться в них и его лучи ты сможешь увидеть из окна своего дома в го­роде белых ночей.

— А ты приедешь к нам?

— Обязательно. Только школу закончу и приеду поступать в мореходку.

— А почему в мореходку?

— Мой любимый герой Магомед Гаджиев был моряком – подводником.

— А я хочу стать врачом, как мама. Скажи, а какой город тебе нравится больше всего.

— Я дальше своего села, никуда не ездил, только несколько раз ходил через перевал к дяде в Щеки, там проводил летние канику­лы. А ты, в каких городах была?

— Я была в Красноярске, в Москве, только в аэропорту, когда с мамой летала в Токио к дедушке Ацуюке. Еще в городе Кобе, ко­торый растянулся между морем и горными цепями такой же, как Махачкала. Еще там течет очень красивая река Минаса и всюду поют цикады.

— Ты была в Японии?!

— Да. Там живут мои дедушка и бабушка. Моя мама японка.

— Твоего папу, дядю Сардара, я знаю. В молодости, он был известным борцом.

— Мои родители познакомились на ве­чере, в Доме «Дружбы народов», когда они учились в вузах города Ленинграда, тогда отмечали 25-летие образования ГДР. Если помнишь, было, такое государство. Папа всегда с искренним благодарным чувством вспоминает своего товарища, вьетнамца – студента Тхоя, из Пхеньяна. Это он познако­мил маму и папу. Он подвел папу к маме и сказал: «Сарик, познакомься с принцессой Японии Дзито. Она очень вкусно готовит восточный плов. Учти, она рис промывает, восемь раз, а не один, как ваши девочки. И плов она ест палочками». Потом Тхой вло­жил мамину руку в папину и сказал: «Дзито, научи этого кавказца, есть палочками плов, тебе же с ним жить». И слова его тогда сбы­лись. Потом мама рассказывала, как долго она учила папу есть рис палочками. Они так любят друг друга, до мелочей помнят мо­мент своего знакомства и другие знамена­тельные события в их жизни. Особенно мое рождение. А твои родители как познакоми­лись, спросила Серабе.

— Не знаю, — смущенно ответил Мюфрин и немного помолчав, добавил, — мама, как то говорила шутя, что мой папа зашел под навес верхнего родника «Асидады», когда мама была там и набирала в кувшин воду. Это кто-то увидел и пустил по селу слух. Папе ничего не оставалось, как жениться на моей маме. Это тот самый родник, где вчера нас застал ливень-Мюфрин. Вот видишь и нас судьба свела под навесом этого родни­ка, как моих родителей. А Япония красивая? Там горы есть?

— Очень красивая. Мы с мамой поднима­лись на гору Ёсино, Саё-но Накаяма, это возле гавани Нанива там где живут мои де­душка и бабушка.

— Ты счастливая. В любое время можешь полететь в Японию, — с доброй завистью ска­зал Мюфрин.

— Бабушка и дедушка приглашают меня жить у них в Кобе, но папа, против. Он го­ворит, что я его самая любимая горянка и поэтому он отправил меня на каникулы к бабушке Беле, что бы она воспитала меня в традиционных обычаях хинов, как хинскую горянку, — продолжала свой рассказ Сера­бе. Я родилась и росла в Питере, поэтому многое не знаю о хинских традициях. Ба­бушка уже многому меня научила. Недавно мы сней делали кизяки. Правда они пахнут навозом, но ничего я привыкла, зато было интересно. У каждой формы, оказывается, есть свое название: кыб, каюаи, кути мычха. Их используют для топки печи. Ой, что-то я разговорилась. А тебе интересно меня слу­шать?

— Конечно. Ну, раз ты уже многому научи­лась, скажи, а хинкал готовить ты умеешь?

— Ну не совсем хорошо, но ведь я только учусь. И вообще бабушка говорит, что хин­кал это национальное блюдо хинов и пере­водится как «сила хинов». Потом уже, другие народы Кавказа стали готовить хинкал, но у всех он разный.

— А что еще интересного ты видела у нас? – все допытывался Мюфрин.

— Видела, как стрегут овец. Как потом из шерсти делают пряжу, вяжут разные из­делия: кувалма, шаталбы, шурукма,келим, тярик,чечим, ифлитан, ткут ковры: хурчим­бы, ишбабы, чувалбы, халиамбы, ухумбы.

— И это все, что ли?

— Это все, что я узнала за два месяца, все сразу и не вспомнишь. У меня есть дневник, то есть тетрадка, в которую я все записы­ваю. Мне очень нравятся обычаи и тради­ции хинов. Особенно, когда бабушка печет лепешки юхо, запах которых разносится по всему аулу, а потом посылает меня разда­вать их соседям. А соседи меня обнимают, целуют, говорят добрые слова в адрес мое­го папы, угощают сладостями. То же самое делают все сельчане – выпекают и раздают лепешки юхо. Эти лепешки такие вкусные, я больше нигде не ела такого вкусного хлеба. Эй, Мюфрин, ты меня слушаешь,- обрати­лась Серабе к Мюфрину, трогая его за пле­чо.

Мюфрин грустно посмотрел на Серабе и со вздохом сказал:

— Есть у нашего народа и плохие тради­ции.

— Это, какие же!?- заинтересовано спро­сила Серабе.

— Вот ты красиво, ласково говоришь о своей бабушке Беле. А я прожил столько лет со своей бабушкой, а лица ее не видел. Я не знаю какого цвета ее глаза, я не видел ее улыбки. Я только слышал ее прерывистое дыхание и чувствовал слезы, катившиеся из ее глаз на мое лицо, когда в детстве, она меня обнимала и целовала.

— Мюфрин, расскажи мне, что случилось с твоей бабушкой, — участливо сказала Се­рабе.

— Моя бабушка Наргиз никогда и никому не показывала свое лицо. Оно всегда было закрыто черным платком.

— Она, что болела проказой? — испуганно спросила Серабе.

— Нет, что ты!? Все началось много, много лет назад. Наргиз была первой красавицей в селе. Её называли, не по имени Наргиз, а луноликой. И именно она стала жертвой од­ной из плохих традиций нашего народа. Это давняя трагическая история. Как-то осенью отец Наргиз отправился охотиться на гору Взая. День выдался туманный и он при­нял чабана в бурке за медведя. Выстрелил и убил чабана. И по той самой плохой тра­диции, родственники убитого потребовали плату за пролитую кровь. Платой потребова­ли луноликую Наргиз. У отца Наргиз не было выбора. Либо отдать им красавицу дочь, либо они убьют его единственного сына, — Мюфрин замолчал.

— И что было дальше, — с нетерпением спросила Серабе.

— А дальше началось самое ужасное. Вы­дали Наргиз замуж за нелюбимого Джагана, который знал, что Наргиз и Нарсан любят друг друга с самого детства и что они со­бирались пожениться. Джаган рос на од­ной улице с ними и всегда им завидовал. В первую ночь после свадьбы он решил, что больше никто не будет наслаждаться кра­сотой его луноликой жены и еще больше он боялся, что Наргиз уйдет от него к Нарсану. Джаган взял нож и порезал лицо жены.

Через несколько дней, когда раны не­много зажили, Наргиз закрыла лицо боль­шим черным платком и пошла за водой на родник. Там ее увидела подружка – сестра Нарсана. она спросила, почему та закрыла лицо. Наргиз хотела быстро уйти, даже не набрав воды, но подружка удержала ее за руку и попросила открыть лицо. То, что она увидела, ужаснуло ее. Наргиз рассказала подружке, что произошло.

Подружка прибежала домой вся в смяте­нии и рассказала брату о случившемся. Нар­сан долго не мог прийти в себя после услы­шанного, но потом взял себя в руки и решил отомстить Джагану за изуродованное лицо своей любимой. Он выследил Джагана на горе Взая, свалил его на землю и буквально искромсал ему лицо. Той же ночью Нарсан тайно уехал в Сибирь, потому что знал, род­ственники Джагана будут его преследовать.

Спустя сорок лет Джаган заболел неизле­чимой болезнью. Тайком от жены, он позвал сына Гюльфедина и дал ему задание, поле­теть в город Красноярск, найти Нарсана и отомстить ему.

(Продолжение в следует)