Дидо – моя родина

Дремлют горы, плещется море.
Нет слов дороже и чудесней,
чем два слова – Родина моя!

Какие прекрасные слова: Родина моя! Лучше не скажешь. Это наша земля, мы на ней живем, учимся, трудимся, любим. Мы много слышим: с чего начинается Родина? Такой вопрос задает каждый из нас. Интерес к прошлому родной земли был всегда присущ людям. Их волнует, какой был их край в древние и не столь древние времена, что происходило и происходит на этой земле, где они живут, учатся, работают. В школе я планирую свою работу таким образом, чтобы как можно больше моих учеников открыли для себя мир нашей малой родины – Дидоэтии, осознали значимость наследия своего края. Я стараюсь создавать условия для развития творческих способностей и потенциала наших учеников, чтобы они могли гордиться своей Родиной и защищать ее. А для этого мы все очень хорошо должны знать историю нашей земли.
Дидоэтия напоминает мне «неизвестную территорию», потому что более 95% дагестанцев ни разу не бывали на этой самой отдаленной, высокогорной и таинственной для многих территории.

Аварцы называют дидойцев «ц1унт1аса», что в переводе означает «люди в достатке».

Наши соседи: капучинцы, ункратлинцы, багвалав, чамалал и другие называют дидойцев «цезы». Слово «цезы» состоит из двух слов: «це» – орел, «зе» – медведь, т.е. народ, который проживает там, где летают орлы и обитают медведи.

На самом деле, дидойцы проживают не просто высоко в горах, а порой и на горе, доступной лишь орлам и медведям. Здесь трудно отыскать майдан (площадку) даже для игры в волейбол. Орлы, медведи и дидойцы всегда жили и живут вместе, радуя друг друга и восхищаясь друг другом. Они всегда стремятся к вершинам. У дидойцев есть что-то орлиное и медвежье. Медведь, летом запасаясь, зиму проводит в берлоге. И дидоец, запася летом продукты первой необходимости, после первого снега, как и медведь в берлоге, оказывается оторванным от всего. Что касается орлов, они парят и летают над ущельями и над людьми, а когда же смельчаки-дидойцы поднимаются на вершины, то орлы из-за уважения к этим храбрым людям спускаются ниже, приветствуя их. И взошедшие на вершины дидойцы-мальчики наблюдают восход солнца и грациозный полет орлов.

Это очарование исходит из глубины веков и продолжается по сей день на радость всем нам. И продолжится, я уверен, в веках при любых политических ветрах, ибо природная красота и настоящая истина не подвержены девальвации по человеческой прихоти.

Дидойцы – один из коренных малочисленных народов юго-западного Дагестана, проживающий в Цунтинском районе. Говорят на дидойском языке. Письменность на аварском языке на основе русской графики. Верующие – мусульмане-сунниты. Большая часть дидойцев в советское время переселилась на Прикаспийскую низменность (в Кизилюрт, Махачкалу, Хасавюрт, Южно-Сухокумск, Кизляр и прилегающие к ним районы); часть дидойцев, которая эмигрировала в конце XIX – начале ХХ вв., издавна живет в Турции. Мы располагаем информацией о месте компактного проживания дидойцев в Турции, их численность там составляет 9 500 чел.

Вдоль Цунтинского района со стороны Грузии проходит государственная граница, протяженность которой составляет более 100 км. Территория дидойцев на юге ограничена Главным Кавказским хребтом, на востоке – Богосским и Мичитлинским, на северо-западе – отрогами Перикительского хребта. По трем главным ущельям – Асах, Иланхеви, Сабакинусхеви – текут одноименные реки. В местности Шаури они сливаются в реку Икмерта. Последняя в свою очередь у села Согода соединяется с Тушинской Алазани и далее течет под названием Андийское Койсу.

Климат в районе суровый, продолжительность зимы составляет 6-7 месяцев, средняя температура зимой -25-30оС, а летом +15-20оС и отличается обильным выпадением осадков, особенно осенью и весной.

Населенные пункты Цунтинского района, где живут дидойцы, расположены на высоте 2500-3000 метров над уровнем Мирового океана.

На территории Цунтинского района проживают четыре народности. И тем не менее общность народов Цунтинского района очевидна, и она восходит к далеким хурритским временам. Это подтверждается еще и найденными нами в 2009 году находками в урочище Мокок. Находки, обнаруженные здесь дагестанскими учеными, отнесены к Кура-Аракской культуре и получили название «Мококское поселение эпохи ранней бронзы». Сегодня тоже, как и прежде, эти народы живут и будут жить в братстве и четыре их языка никогда не мешали взаимопониманию дидойцев.

Мне нравится название «Дидо». Что-то величавое, родное, чистое, зовущее, таинственное и возвышенное ощущаю я в нем. Поэтому нам, дидойцам, давно пора переименовать Цунтинский район в Дидойский. Ведь переименовали же Советский район в Шамильский и т.д. Мы тоже хотим вернуть себе историческое название. Как говорят психологи, имя влияет не только на характер человека, но даже и на эпоху.

Мне кажется порой, что бескрайняя наша Россия завершается высоченными горами Цунтинского района. Представляется, что этот район является не только самым отдаленным, но, как ни обидно, и самым обездоленным во всей необъятной России. Когда в район приезжал в 1940 г. дагестанский военком Гамидов и увидел, как здесь живут люди, он сказал, что «дидойцам нужно платить лишь за то, что они живут здесь и охраняют горы». Я благодарен этому даргинцу! Хочу, чтобы таких было и стало больше…

Блаженный Дидостан, не знают о тебе не только в мире, но и в России. Даже сами дагестанцы – редкие гости твои, ибо далеко до тебя и нет дорог сквозь тебя.

В июне 2013 года я по телефону вызвал к себе установщика телевизора. Он приехал вечером, дома были я и мои дети. Его звали Муртуз, по национальности кумык. Он, внимательно выслушав меня, сказал: «Слушай, Гусейн, ты на каком языке разговариваешь?». Я ответил, что на родном дидойском. Он удивился: «А разве есть дидойский язык?». Я сказал, что есть. Он стал интересоваться, кто такие дидойцы, где они живут и т.д. Мне пришлось рассказывать ему о дидойцах. В ответ Муртуз сказал: «Живу в Дагестане и не знаю всех своих народов». Вина не Муртуза, вина тех учителей, которые преподают историю Дагестана.

О судьбах, трансформациях и истории бесписьменных народов лучше всех, пожалуй, знают лингвисты…

К сожалению, до сих пор в цунтинских школах вы не услышите ни одного урока по истории Дидоэтии и о происхождении бесписьменных, исчезающих языков сверхмалочисленных народов Дагестана. Зато дидойцы изучают историю Франции, Греции и т.д. Очень неустойчиво жить в перевернутом доме истории.

Когда к нам в район приезжал бывший министр образования и науки Дагестана, ныне министр по национальной политике Гасанов, я ему задавал вопрос по поводу учебников истории Дагестана. Мне понравился его ответ. Он сказал, что «каждый ученый (историк) подстраивает историю Дагестана под свой народ». Лучше не скажешь. Если обратить внимание на издания сегодняшних учебников по истории Дагестана, вы не увидите ни одного слова о дидойцах.

Дидоэтия – единственная, уникальная и неповторимая. И сколько бы ни рассказывали мне о красотах Швейцарии, волшебство Дидоэтии для меня выше, шире, естественнее и притягательнее. Бывая в наших краях, Абдурахман Даниялов как-то сказал: «Мой Гуниб красив по-особенному, вода и природа целебны, но Шаури (райцентр Дидоэтии 1930-х гг.) затмевает Гуниб». Здесь даже в августовскую жару на горе Будалазах ледники со времен Адама и Евы. Трудно отыскать в этом мире подобное, не тронутое цивилизацией и временем.

Я хорошо знаю Дидоэтию, потому что я бегал по этим вершинам, засыпал на этих камнях, загорал под горным солнцем, слушал песни водопадов и рев быстробегущих рек. И за козами мне приходилось на такие скалы взбираться, что нынче это вспоминается как сон. Я соткан из этих вершин и ущелий, а потому нет никакой тайны в моей любви в Дидостану. Без этой любви я не был бы способен возлюбить остальной мир и народы, в нем живущие, вне зависимости от их национальной принадлежности.

Наш район на сегодня остается самым малоизученным среди районов Дагестана. А изучить есть что, хотя бы исторические памятники, к примеру, башни. До сих пор по дидойским вершинам разбросаны десятки древних башен, выложенных из дробленного камня. Отсюда наблюдали за врагом, и, заметив его, зажигали костры, дым от которых был сигналом об опасности. Постоянное ожидание набегов, необходимость всегда быть в полной боевой готовности, конечно, милитаризировали сознание, воспитывали отвагу, презрение к смерти.

Каждого мальчика-дидойца с пеленок воспитывали жестко и сурово, как будущего воина. И сегодня дидойская этика запрещает женщине ласкать, баловать детей, потакать их капризам. У меня лично была возможность один раз в жизни поцеловать маму – это когда она умерла. Другого случая в жизни, не говоря о том, чтобы поцеловать, даже обнять маму, не было, т.е. мама не разрешала. Вот так я воспитывался и также воспитываю своих детей.

В Дидоэтии всю жизнь были институты народовластия, т.е. горская демократия, где все были и есть равны. Дух горской свободы к демократии превращал в культ чувство личного достоинства.

Если обратить внимание и делать акцент на архивных материалах, можно убедиться что дидойцы никогда никому не были подвластны и никогда никому не платили дань. Среди списков сел, плативших дань аварскому хану, не числится ни одно село Дидоэтии. Все здесь сотканы из свободы и испытывали необыкновенное наслаждение быть свободными и находиться среди равных, свободных, простых, добрых, красивых и достойных людей. Свобода и честь – внутренние составляющие дидойцев. На этой основе и сформировался менталитет. Есть такое выражение: «Трудно быть дидойцем», потому что гордая свободолюбивая личность дидойца буквально заковывается в адатах – нормах права, возведенных в обычай. Не соблюдающему адат – позор, презрение, гибель. Обычаев у дидойцев много, но в центре – кодекс мужской чести, где объединены правила поведения для мужчин, направленные на поощрение храбрости, чести, благородства, хладнокровия. Согласно кодексу, дидоец должен быть уступчивым – горные дороги узки. Он должен уметь строить отношения с людьми, ни в коем случае не демонстрируя своего превосходства.

Еще одно выражение дидойцев: «Я боюсь позора, и поэтому я всегда осторожен».

И в наше нестабильное время внутренние и внешние стражи поведения заставляют дидойца быть в обществе предельно собранным, сдержанным, молчаливым и вежливым. А этим и пользуются некоторые чиновники. Редко, когда дидойцы выходили на площадь и требовали у власти что-либо. Хотя есть что требовать.

В адатах есть и замечательные правила. Например, куначество, готовность к взаимопомощи или гостеприимство: даже враг, переступивший порог дома, получит кров, хлеб, защиту. А что уже говорить о других!

Дидойцы, будучи очень гостеприимными, ни в кои времена не дозволяли врагам восседать на своих вершинах.

Дидоец никогда не пустит женщину впереди, а некоторыми народами этот дидойский адат воспринимается отрицательно. Они говорят, что мы недооцениваем женщин. Конечно, нет! Дидоец не пускает впереди себя женщину потому, что ее надо оберегать, на горной дороге много опасностей – обвал или дикий зверь. А так женщины играют особую роль в горском этикете. Они прежде всего хранительницы очага. Женщина отвечала и отвечает за то, чтобы в очаге всегда горел огонь, на котором готовится пища. Будучи на курсах повышения квалификации педагогов, на одном из круглых столов речь шла о женщинах. Я сказал, что дома самое почетное место принадлежит женщине. Одна девушка спросила меня, о каком месте идет речь. Я ответил, что самое почетное место для женщины – это место возле печки. Она обиделась. Ее поддержали и другие женщины. Мне пришлось молчать, потому что это были женщины, но внутри я с ними не согласился. Но я им рассказал о жизни дидойских женщин. Я им рассказал, что в военные годы в горах женщинам приходилось копать могилы умершим односельчанам и хоронить их, ибо в селах в те годы оставались лишь женщины и мальчики. И никогда женщина-дидойка не жаловалась на свою судьбу и не упрекала мужчин за дискомфорт своего житья. Она молча несла тяжкий свой крест и в годы войны, и в депортации, переселениях и т.д. Мой покойный отец говорил моей покойной матери: «Ты, Аминат, дома всё, как только ты выйдешь из дома, ты станешь три копейки». Мама рассказывала, каково им пришлось при выполнении изнурительной работы в колхозах. В моей памяти навсегда останется силуэт моей соседки Айшат, согнувшейся от неимоверной тяжести снопа сена на спине, что она несла с малых лет по горным ухабам в жаркий день несколько километров в колхозный склад. И старели горянки рано, и болели тяжко, но они никогда не жаловались. Также дидойцы ежегодно сдавали государству сотни тонн мяса, шерсти, молока и зерна. И это был почти каторжный труд,  в изнурительную жару и под стаями жестоких кровожадных малярийных комаров строили Октябрьский канал для обеспечения городов Дагестана водой.

Дидойцев выселяли в аулы выселенных чеченцев, и после возвращения тех они вернулись в свои же разрушенные сакли, оставив в целости дома чеченцам. При этом дидойцы не получили ни одной копейки, ни аршина земли, ни иных материальных компенсаций.

Дидойские семьи очень крепкие, формат, стиль жизни стабилен и предопределен. Муж никогда не влезает в домашние дела, это безраздельная сфера женщины. Неуважительно относиться к женщине, тем более унижать, бить ее – недопустимо, невозможно. Но если жена все же довела своим характером, поведением, муж может очень просто развестись, сказав трижды: «Ты мне больше не жена».

В Дидоэтии младший всегда встанет перед старшим и гость считается посланником судьбы. Здесь никогда не услышите осквернительных слов, ибо это может привести к большой трагедии. Никто в горах не потерпит матерных слов, без которых жизнь кое-где давно стала немыслимой.

Здесь сын никогда не покурит и не станет выпивать при отце или старшем брате, и среди дидойцев маловато любителей курить и выпивать.

Дагестанцам, которые не были в горах Дидоэтии, все-таки стоит подняться хоть раз в жизни, чтобы осмыслить бытие и ощутить величие и разнообразие Отечества.

Как пел Владимир Высоцкий: «Лучше гор могут быть только горы». И это правда.

У дидойцев есть много нерешенных проблем. Это: изучение родного языка и истории в образовательных учреждениях Цунтинского района, а также в школах, где компактно проживают дидойцы; статус отдельного народа: как чеченцы, даргинцы и т.д.; материальные компенсации за депортацию в Чечню. Дидойцев нужно приравнивать к депортированным, потому что на территории Дидоэтии в это время не осталось ни одного жителя-дидойца, а все села были разрушены и сожжены. Об этом написано очень мало.

Вышеназванные проблемы хотя решаемы, но трудны, ибо это связано со временем.

В конце я все-таки хотел бы обратить внимание на очень важную и решаемую проблему дидойцев. Это – дидойцы во властной пирамиде. Из числа дидойцев никого не приглашают на республиканские должности. За 84 года образования Цунтинского района из числа дидойцев никому не позволили стать министром Дагестана! И ныне нет ни одного министра Дагестана из забытого Цунтинского района. А ведь министров очень много в Дагестане. У власти республики всегда было стеснительное отношение к дидойцам. И на сегодня нет никаких признаков излечения от этого хронического недуга: не замечать и не выдвигать дидойцев. И это в родном-то Дагестане, где якобы всегда пытаются соблюсти этноравновесие во власти. Пока вблизисидящим, вблизинаходящимся и поблизости расположенным отдают большие и малые кабинеты, не остается их для далеко живущих дидойцев, хотя Цунтинский район рождал и рождает много ярких личностей.
Такая кадровая установка порождает в душах дидойцев ощущение своей отстраненности от политической, общественной и экономической жизни Дагестана.

Мне не раз приходилось слышать от дидойцев, что, «соблюдая в Дагестане национальное квотирование во власти, позабыли о равновесии районных представителей во власти, и потому нас давно не замечают и пренебрежительно оставили на обочине властной пирамиды». Ничего утешительного в такой кадровой близорукости я не усматриваю. Дидойцы заслуживают к себе внимания и более активного включения в социально-экономическую и политико-правовую жизнь Республики Дагестан. И тогда дидойский народ скажет: это – справедливые руководители.

Дело лишь за очередным этапом нашего интеллектуального развития.

Гусейн Магомедов,
учитель истории селения Мокок Цунтинского района